Правитель Омана султан Кабус бен Саид обожает музыку. И пока в некоторых арабских странах свергали диктаторов, в Омане открывали первый на Аравийском полуострове оперный театр.
Так получается, что Маскат можно назвать островом спокойствия? Исам эль-Маллах загадочно улыбается в ответ. Мы только что обсуждали последние новости арабского мира — революции в Тунисе, Египте и Ливии, антиправительственные протесты в Йемене, Сирии и Бахрейне.

В начале 2011 года небольшие волнения были и в Омане, но сейчас здесь все тихо. Невероятно тихо.
Как отреагировал Его Величество султан на протесты? Эль-Маллах, спокойный и уравновешенный господин, держит в руке чашку жасминового чая. У него вполне европейские манеры, но по-английски он говорит с арабским акцентом: «Его Величество приказал предпринимателям повысить минимальную зарплату на 40 процентов. А стипендии студентам увеличены более чем на треть. Кроме того, в ближайшее время султан создаст 50 тысяч новых рабочих мест».
На этом разговор о политике заканчивается. Все настолько просто, что эль-Маллаху хватает трех предложений, чтобы закрыть тему.
Он отставляет чашку в сторону и возвращается к первоначальному вопросу: «Что же касается открытия оперного театра, то, к сожалению, мне запрещено вам что-либо рассказывать. Государственная тайна!»
Мы сидим в вестибюле отеля «Гранд Хайятт», одной из четырех фешенебельных гостиниц столицы страны — Маската. В центре зала бьет фонтан; над ним возвышается бронзовый всадник в натуральную величину с кречетом на плече. Вокруг фонтана — зоны отдыха с навесами, которые облюбовал местный бомонд. Мужчины одеты в дишдаши — традиционные белые долгополые балахоны, женщины c головы до ног укутаны в черные одеяния — абаи. Эти группы людей в холле отеля издалека напоминают беспорядочно перемешанные шахматные фигуры.
Египтянин Исам эль-Маллах — профессор музыковедения. В Оман он приехал несколько месяцев назад по личному приглашению султана, а до этого преподавал в Мюнхене. Музыковед будет помогать своим оманским коллегам управлять Королевским оперным театром Маската — первым на всем Аравийском полуострове.
Здание оперы окружено искусственными садами и издалека похоже на мираж, возникший на полоске земли между песчаным побережьем и городской автострадой. Оно построено в стиле оперных театров эпохи итальянского Ренессанса и одновременно символизирует «оманский ренессанс». Полы в театре — из лучшего мрамора, потолки из ценных пород дерева украшены резьбой и покрыты чистым золотом. Самый большой в арабском мире орга'н и все сценическое оборудование привезены из Германии. Сколько стоило строительство театра? Профессор эль-Маллах уверен: это неважно. Потому что это «подарок султана собственному народу».
Оперу открыли в октябре 2011 года. За несколько недель до премьеры египетский музыковед эль-Маллах упорно отказывался отвечать на вопрос о том, какой спектакль покажут в день открытия: «Государственная тайна!»
Оказалось — «Турандот».
Оман — необычное государство. Пока в одних странах арабского мира призывы к демократии подавляют танками, в Омане возводят в ранг государственной тайны название премьерного оперного спектакля. Неужели «арабская весна» не заглянула в эти края? Или здесь вообще нет никакой «зимы»? А может быть, те, кто «мерзнет», просто молчат?
Абсолютному монарху Омана приписывают два качества: стремление к гармонии и неприятие диссонансов. И это не просто комплимент. Эти черты характера действительно отличают султана Кабуса бен Саида от авторитарных соседей. А ведь начиналось все в типичном для арабских диктаторов стиле.
В 1970 году Кабус сверг с трона своего отца. Тот бескровный дворцовый переворот готовился при поддержке британского правительства. Через восемь лет в Омане открыли месторождение нефти. Еще через три года страна приобрела определенный вес в мире, став импортером «черного золота».
В то время в Омане бушевала гражданская война — сепаратисты, пользуясь покровительством коммунистического режима соседнего Южного Йемена, боролись за отделение южной оманской провинции Дофар.
До дворцового переворота Кабус бен Саид долгие годы жил в Великобритании. Учился в английских частных школах, окончил военную академию в Сандхёрсте и служил в британской Рейнской армии, расквартированной в Германии. В сопровождении майора армии Великобритании три месяца путешествовал по всему миру. Лондонские стратеги основательно подготовились к смене власти в Маскате, но никто из них не смог предугадать, что новый султан не устоит перед властью музыки. Аналитики не учли, что он единственный оманец, знающий наизусть партитуру «Неоконченной симфонии» Шуберта. Никто и предположить не мог, что оркестр Вооруженных сил Омана, когда-то состоявший из трех пакистанских трубачей, при султане разрастется до двух тысяч музыкантов. В контексте арабской культуры это далеко не пустяк.
В 1976 году Кабус наконец победил мятежников в провинции Дофар — не силой оружия, а сладкими посулами. Пообещав воинственным племенам из отдаленных оазисов и крепостей долю от нефтяных доходов, султан просто переманил их в столицу, превратив в верных подданных.
Основой оманской гармонии, которой дирижирует поклонник Бетховена (и по совместительству — султан), были и остаются недра страны и береговая линия протяженностью 1700 километров. Однако, по прогнозам, уже к 2025 году запасы нефти в Омане иссякнут. Да и сейчас добыча каждого барреля в Омане обходится в семь раз дороже, чем в соседней Саудовской Аравии. Конец запасов нефти — это бомба замедленного действия, заложенная под оманское процветание.
Но в Омане, в отличие от Туниса или Египта, миллиарды долларов не исчезали за границей, а вкладывались в электрификацию и водоснабжение, строительство дорог, портов, аэропортов, школ и больниц. Экономика растет на десять с лишним процентов в год. Государство продолжает инвестировать в туризм и новые отрасли промышленности — сжижение природного газа, производство алюминия и меди. Одновременно Оман стал ведущей страной — транзитером контейнеров. В порту Салала на юге страны построен один из крупнейших контейнерных терминалов в мире.
Что может быть удивительнее истории этого государства в пустыне? Только развитие образования в Омане. Если в 1970 году в стране было всего три светские школы, где 900 мальчиков изучали Коран, то сегодня в 1300 оманских школах учатся 650 тысяч девочек и мальчиков. Если раньше 80 процентов оманцев были неграмотными, то сейчас не умеют читать и писать только 13 процентов подданных султана. Около 30 тысяч оманцев учатся за границей, а в Университете имени султана Кабуса и пяти частных вузах Омана грызут гранит науки еще 15 тысяч студентов.
Тем не менее в стране растет безработица. Молодежь, даже окончив институт, зачастую не может конкурировать с более квалифицированными иностранными специалистами. А работать строителями или дворниками оманцы не хотят — эту «привилегию» они охотно уступают сотням тысяч гастар­байтеров, приезжающих в основном из Индии и Пакистана.
Абдулла аль-Асми вспоминает, как 26 лет назад в его деревню в 200 километрах к югу от Маската приехал англичанин с клавишным синтезатором: «Этот человек сказал, что Его Величество хочет создать симфонический оркестр, состоящий из одних оманцев. Поэтому он ищет музыкально одаренных детей, которых отправят учиться в Австрию».
В вестибюле отеля «Гранд Хайятт»  время вечернего чая. Пианистка наигрывает вальсы Штрауса. Справа от меня, вся в черном, Хиба Мади, скрипачка Королевского симфонического оркестра Омана. Слева — весь в белом, Абдулла аль-Асми, первый гобоист того же оркестра. По его словам, таланты тогда искали по всем школам страны. «Англичанин наигрывал ноты на синтезаторе, а мы должны были подпевать. А потом он проверял, как мы отбиваем ритм. Вся школа была в изумлении».
Вообще-то аль-Асми тогда было уже 16 лет, и он был слишком «старым» для детского оркестра — ведь в него набирали мальчиков от восьми до двенадцати лет. Но Абдулле все же разрешили поехать в Австрию, потому что он был лучшим музыкантом в деревне. Абдулла понятия не имел, где эта Австрия находится.
Однако уже в Маскате он узнал, что султан-меломан поменял свои планы: будущие оркестранты станут учиться в Омане, чтобы не терять связи с родиной. Академию Королевского симфонического оркестра Омана открыли недалеко от дворца султана — на территории военной базы Королевской гвардии. Султан часто приходил на репетиции.
Свой дебютный концерт Королевский детский оркестр Омана дал 1 июля 1987 года в зале отеля «Аль-Бустан», где обычно проходят официальные государственные приемы. Когда взгляд султана, почтившего своим присутствием тот концерт, упал на арфисток, он сказал: «Не кажется ли вам странным, что женщины играют только на таком инструменте?» И для оркестра стали готовить вокалисток и девочек, играющих на других инструментах.
Это изменило судьбу восьмилетней Хибы Мади. «Я была второй девочкой в оркестре», — вспоминает скрипачка, которой сегодня уже 29 лет. Эта уверенная в себе женщина рано вышла замуж, родила троих детей, а потом развелась с мужем, но ни о чем не жалеет. А тогда она вместе с 1300 кандидатами пришла на прослушивание и чувствовала себя «будто на Страшном суде». Когда Хибу приняли в оркестр, она «была счастлива как никогда в жизни».
Счастье переполняло ее, когда она вместе с оркестром ездила на гастроли в Париж и Лондон; когда выступала на одной сцене с Иегуди Менухиным; когда на Берлинском молодежном фестивале исполнителей классической музыки в 2007 году публика десять минут стоя аплодировала их коллективу — единственному в мире симфоническому оркестру, состоящему из арабских музыкантов, 40 из которых — женщины, получающие одинаковую с мужчинами зарплату.
«Его Величество видит в нашем оркестре модель того общества, которое он хочет построить», — говорит Хиба Мади.
Султан Омана провозгласил равенство полов, но женщине в Омане все равно предписано заниматься домом. Впрочем, в этой стране представительниц слабого пола можно увидеть и в офисах, и, разумеется, за рулем автомобиля. В структуре правительства есть общее ведомство по делам воспитания, которое возглавляют две женщины в ранге министров, женщины стали послами Омана в США и Германии, да и в Университете имени Кабуса студентки составляют большинство, так как количество студентов-мужчин ограничено квотой.
Значит, все прекрасно? «Это даже не смешно, — говорит работающий здесь французский дипломат, — ведь в Омане — абсолютная монархия. Не забывайте об этом!» В Омане нет парламента. У султана, конечно, есть советники, но он не обязан их слушать. А до 1996 года в стране не было конституции.
«Оманцы были бы счастливы, — продолжает дипломат, — если бы во главе страны стоял просвещенный правитель, такой, каким его представлял себе Вольтер».
А как же «оманский ренессанс»? «Его Величеству еще многое нужно сделать, чтобы оманцы обрели национальную идентичность», — считает француз.
К национальной идентичности — по крайней мере, к ее внешнему проявлению — ведут две дороги. Одна из них проложена через пустыню и горы, а другая — через Маскат. Столица Омана — это прибрежная полоса длиной 60—70 километров, тянущаяся от международного аэропорта на северо-западе до роскошного курорта Шангри-Ла в частной бухте на юго-востоке.
Я мчусь в автомобиле по улице Ас-Султан-Кабус, из радиоприемника звучит классическая музыка: Бетховен, Бах, Гендель. На фасадах современных домов вдоль дороги — гигантские плакаты с изображением Его Величества в разных позах. Вот светящаяся фигура султана на фоне ночного порта, а вот «сказочный» облик семидесятилетнего монарха крупным планом: на голове — кашемировый тюрбан, на лице ни одной морщинки, коротко стриженная борода-эспаньолка и бакенбарды.
Благодаря индийским гастарбайтерам, без устали подметающим улицы, в белоснежном городе царит безукоризненная чистота. Когда индийцы не заняты уборкой, они под палящим солнцем ухаживают за аккуратными клумбами, разбитыми на обочинах. Летом температура воздуха даже в тени достигает пятидесяти градусов по Цельсию.
Старый квартал Мутра на окраине столицы: если у города нет центра, как в Маскате, у него все равно должно быть сердце. И это сердце — Мутра. Магическое место. Кстати — единственное в Маскате, где еще ощущается присутствие прошлого. Башни средневековых крепостных укреплений на вершинах прибрежных скал построены португальцами, которые с 1507 по 1650 год удерживали часть территории Омана под своей властью.
В районе Мутра есть музей Байт аль-Баранда, где собрана коллекция репортажных снимков французского фотографа Бруно Барби. На них запечатлен Оман 1971 года, но, когда смотришь на фотографии, кажется, что это картинки из каких-то стародавних времен. Вот Маскат — глинобитные дома, между которыми протоптаны тропинки. Порт с деревянными судами «доу» и маленькими рыбацкими лодками. Городские ворота, которые закрывались каждый вечер. В том Омане не было ни радио, ни телевидения, только почта. В том Омане было запрещено импортировать книги, ездить на велосипеде, носить брюки и солнечные очки.
Чем оманцы отличаются от других арабов? Директор музея Малик  аль-Хиная не долго думая отвечает: «Скромностью». Скромность эту постигаешь, когда едешь по Оману другой дорогой. Дорогой в безжизненные, выжженные солнцем горы.
Едва выехав из Маската, я оказываюсь в… пустоте. Автомагистраль в четыре полосы убегает в пустоту между красновато-серыми скалами, огибает засохшие русла рек, рядом с которыми только изредка можно увидеть дома. Великая пустошь, где растут лишь чахлые акации и низкорослые колючие кустарники. По данным последней переписи, население страны, если не считать работающих здесь иностранцев, составляет всего два с половиной миллиона человек.
Вместе с профессором музыковедения Исамом эль-Маллахом я еду на экскурсию в вакуум, возникший внутри Омана. Мы направляемся в Джебель-Ахдар, что в двух часах езды к юго-западу от Маската. Забравшись на плато, расположенное на высоте 2000 метров, мы усаживаемся на край скалы и болтаем ногами над бездной. Холодный воздух, захватывающая дух перспектива. Кругом голые скалы.
К верхнему краю ущелья лепится одна-единственная деревня. Ниже по склону зеленеют сады. «Чудо народа афлай», — говорит профессор. Он имеет в виду систему оросительных каналов, построенную народом афлай 2500 лет назад. Часть каналов проложена под землей.
«У этого культурного наследия есть свой эквивалент в музыке, —эль-Маллах переводит разговор на свою любимую тему. — В песнопениях бедуинов, в их поэзии. В инструментальном аккомпанементе. В гортанных женских голосах. В воинственных балладах».
Эль-Маллах знает, о чем говорит: в 1988 году он работал директором Оманского центра традиционной музыки. Это, кстати, еще одно учреждение, основанное султаном. Правитель, опасаясь, что музыка деревень и оазисов утонет в потоке современного городского искусства, поручил эль-Маллаху объехать всю страну, отыскать исполнителей народной музыки и запечатлеть их искусство на фото- и видеопленке.
И Исам эль-Маллах провел полную инвентаризацию музыкального наследия Омана. Он сохранил для истории звуки, многие из которых теперь, когда обезлюдели деревни в пустыне, уже не услышишь.
В той деревне на краю ущелья, куда мы идем, тоже почти не осталось жителей. Мужчина, которого мы встречаем по дороге, говорит, что обитатели есть только в трех домах: «Остальные переселились в город и приезжают для сбора урожая граната и лука».
В Омане опасаются, что прогрессирующее запустение страны в сочетании со стремительной модернизацией может привести к утрате национальной идентичности. При всех выгодах прогресса такой исход кажется почти неизбежным. Во время традиционного фестиваля в Маскате на громадной территории столичной этнографической выставки явственно ощущается тоска оманцев по традиционной культуре предков. Тысячи людей приходят в искусственно воссозданную «Деревню наследия», чтобы посмотреть, как лепят кирпичи, ткут ковры и сукно или как одногорбый верблюд поднимает воду из колодца.
Похоже, еще не все оманцы до конца определились, на чем им сконцентрироваться. На потреблении, как соседи в сверхбогатых Объединенных Арабских Эмиратах? На возможности наслаждаться западным образом жизни, который импортируется в здешние края?
«Маскат — не Диснейленд!» — решительно возражает столичный градоначальник. И действительно, Маскат не похож на оазис коммерции: в городе нет небоскребов, здесь не открывают громадные торговые центры и луна-парки. Оманская столица застроена в основном домами со скромной отделкой, которые по стилю отдаленно напоминают традиционные арабские жилища. И вместе с тем в этом стиле есть что-то от духа фараонов. Следовать ему — главная задача градоначальника, Хамдуна аль-Харси. Его кабинет так огромен, что непосредственно для работы аль-Харси использует только один его угол. Он с воодушевлением рассказывает, что ему предстоит «реализовать 24 мегапроекта». В столице появятся новые базары, павильоны для торговли рыбой и овощами, напоминающие футуристические аэропорты. В пересохших руслах рек будут разбиты ландшафтные парки, а часть городской автомагистрали превратится в «урбанистический бульвар». Будет построен культурный центр «Сееб Сифронт Плаза» с художественными галереями и библиотекой, где будут храниться как оцифрованные, так и традиционные книги.
Аль-Харси вырос в песках Вахиба — песчаных дюнах к юго-востоку от Маската. Когда-то он уехал оттуда в США, «чтобы больше не видеть Маскат». Он должен был изучать медицину, но решил заняться архитектурой. Окончив университет в Канзасе, аль-Харси вернулся в 1992 году в Оман с дипломом магистра архитектуры. Но на родине для него не нашлось работы по специальности. «Я был зол на весь мир, — вспоминает градоначальник. — Прятал под тюрбаном длинные волосы и воображал себя бунтарем».
Разочарованный архитектор уже собирался вновь уехать за границу, когда ему предложили должность в жилищном управлении Маската. Аль-Харcи сменил на этом посту иностранца. С тех пор начался его путь по карьерной лестнице.
Неудивительно, что он не устает восхищаться мудростью султана. «Я вижу свою задачу в том, чтобы интерпретировать настроение Его Величества и воплощать его в строительных сооружениях», — говорит архитектор. А это настроение, по словам аль-Харси, навеяно музыкой в стиле «соул».
О самом грандиозном из своих 24 проектов градоначальник решает рассказать мне прямо на стройплощадке — среди скал в порту Мутра. В бухте стоят на якоре круизные суда, кричат чайки, вдалеке проплывает караван танкеров.
Именно здесь будет возведена двенадцатиэтажная каменная башня, в экспозиционных залах которой будет представлено культурное наследие Омана. Выставочные площадки разместят внутри стен каменной башни, этажи соединят друг с другом наружными винтовыми лестницами. А посередине башни будет водоем, над которым день и ночь будет звучать музыка.
«Я знаю, какие это будут звуки, — говорит градоначальник, который смоделировал будущую башню на компьютере. — Женский голос под аккомпанемент фортепиано и трубы. Это будут звуки оманского ренессанса».
А не свихнулись ли они от большой любви к музыке? Может, султан Кабус бен Саид, «дирижер» нового Омана, обманывает и себя, и весь мир? Ведь в Омане нет ни свободной прессы, ни политических партий.
Зато в ноябре 2010 года ООН опубликовала доклад «О развитии человека», в котором исследовался индекс развития человеческого потенциала в 135 государствах с 1970 по 2010 год. Самым высоким этот индекс оказался в Омане.
Но уже через три месяца после публикации доклада разгневанные молодые оманцы вышли на демонстрацию в портовом городе Сохар. Они требовали рабочих мест, повышения зарплаты, отставки коррумпированных министров. На протест их вдохновили новости из Туниса, Египта и Ливии. Демонстрацию поддержали в социальных сетях «Фейсбук» и «Твиттер». Несколько демонстрантов хотели поджечь полицейский участок, и тогда в дело вмешались блюстители порядка. Погибли два человека. Досужие наблюдатели в западных странах считают, что протестовавшие оманцы, у которых есть буквально все, что душе угодно, хотели высшего блага из всех благ — западной демократии. Протесты продолжились до апреля. Потом все стихло.
Незадолго до этого в «Нью-Йорк Таймс» было опубликовано письмо «Из Омана с любовью». Его прислал Наджма аль-Зиджали, доцент лингвистики Маскатского университета. «По пути в современность два поколения оманцев потеряли связь друг с другом, — считает автор письма. — В нашем стремлении уберечь молодежь от тяжелого труда мы не сумели научить ее уважать то, чего мы достигли».
И поэтому симфония султана Кабуса бен Саида может быть только неоконченной.