В отделе по Общим Вопросам (Министерство Внутренних Дел) вся рутинная работа выполнялась одним из клерков -  Шинкевичем, а все значимые задания, как например разработка проектов законодательных актов и составление Меморандумов по особо сложным вопросам, осуществлялись профессором конституционного права Демидовского лицея  Гурландом, которого Стурмер привез из Ярославля. Гурланд умел хорошо писать, обладал музыкальным образованием и талантом угадывать настроения своего начальства. Его ум и способности поддерживали Стурмена на всех занимаемых им должностях в столице.

Описание ситуации, сложившейся в центральной государственной бюрократии имперской России в течение первой декады XX в., представленное Гурко, повторялось в мемуарной литературе официальной России имперского периода сотни раз в различных вариациях (и действительно, как я покажу позже и более ранний период). Хотя, описанные Гурко взаимоотношения могут быть проанализированы с нескольких точек зрения, здесь они могут послужить вступлением к вопросам о патроно-клиентских отношениях в дореволюционной бюрократии. Употребляемый, в данном случае, клиентелизм является формой квази «иррационально» политического поведения, включающий в организационном контексте государственной бюрократии взаимную поддержку отдельных лиц или диадических групп. В рамках формальных бюрократических структур понятие клиентелизм используется  для определения важности, устойчивости и широкого распространения  политического феномена, нелегко сводимого к идеально-типическим понятиям отношений власти и для того, чтобы подчеркнуть историческое значение личных отношений в Российской культуре и институциональной жизни.  Историки России и многие ученые социальных наук, занимающиеся советской политикой полагают, что клиентелизм и другие формы патронажа являются неизбежным компонентом структуры государственной власти с собственным влиянием на политику и события.

 В то же время одной из тенденций, которой не всегда удавалось избежать советологам  в современных исследованиях клиентелизма, является чрезмерный акцент  на патроно-клиентских отношениях как на продукте социалистических или советских форм организации. Основное предложение состоит в том, что революции - полностью трансформативны и, что история Советских институтов  и политического поведения берет свое начало  1917 году. Такой подход к клиентелизму (и также другим проблемам советских исследований) пробуждают в памяти недавние дебаты о происхождении Сталинизма. В данных дискуссиях ученые отошли от связывания Сталинизма с Ленинизмом (как неизбежный или  в конце концов абсолютно логический результат) к более оправданному мнению, заключающемуся в том, что Сталинизм становится более уникальным и объяснимым в терминах партии после 1917 года социальной и институциональной структуры и всего советского общества. Но даже этот подход опускает или вообще игнорирует пережитки политической культуры и если быть более точным - важность институциональной жизни и традиций (примеры организаций и этоса) при молодом советском государстве. В дореволюционной России (и в Москве) межличностные  отношения и более крупные сети или клиентелы имели свои корни в клановой высоко персонализированной политической культуре московского суда и бюрократии. В истории России мы можем обнаружить не только истоки доминирования «личного» над «институциональным» или «правовым», но и то, что может быть более
очевидно – институционализацию личного в многообразии политических и правовых структур.