Мэриан Стэмп Доукинс - профессор Оксфордского университета, возглавляет исследовательскую группу по изучению поведения животных, автор книги Why Animals Matter.

Вопрос, который я задаю себе постоянно — что мы действительно знаем о сознании животных. Множество людей считает, что мы знаем достаточно, либо полагают, что для наших знаний не нужно научного обоснования. Меня стало беспокоить то, что люди начали строить свою аргументацию исходя из того, о чем они и понятия-то не имеют. Я спрашивала себя: как много мы знаем на самом деле? и может ли то, что мы знаем, служить хорошей базой в полемике о благополучии животных?

Первое, что я усвоила: нужно игнорировать ту огромную массу людей, которые считают, что  антропоморфный подход— это ключ к успеху; мол, животные в чем-то как мы, значит и обращаться с ними нужно так же, как мы бы обращались с людьми.Такая постановка вопроса довольно опасна, так как приводит к мысли, что сойдет все. Нам действительно нужна гораздо более сильная и научно обоснованная база, нежели чем антропоморфный подход к пониманию благополучия животных. Я начала размышлять, какое можно было бы дать определение этому понятию и в итоге пришла к очень простой формулировке. То есть животное довольно, когда оно, во-первых, здорово, а во-вторых, у него есть то, что оно хочет. Полагаю, что большинство людей согласиться с тем, что здоровье (когда животное не ранено, не страдает от каких-либо болезней) есть совершенно необходимое условие для благополучия. Здесь, думаю, никто возражать не будет. Здоровые животные — это хорошо для них самих, их благополучия и для людей.

Важно усвоить, что хотя это и весьма простое определение, оно дает весьма точное представление о степени благополучия животного. По этой причине строить дискурс о здоровье животных и этическом способе обращения с ними на чем-то столь же эфемерном как якобы разрешенная проблема сознания - очевидно плохая идея. Мне всегда казалось, что, когда речь заходит о человеке, то лучший способ изменить его поведение - это показать ему в чем заключается его выгода от совершения тех или иных действий. Например, растолковав, что если животное, которое хорошо себя чувствует, может улучшить здоровье человека и его детей, он будет замотивирован давать питомцу лучшую еду и лучшее качество жизни в целом.

Что бы кто ни говорил, а я чувствую, что разрешить проблему сознания, которая вот уже долгое время беспокоит людей, все еще очень трудно, поэтому пробовать найти к ней ключ с помощью животных не кажется мне хорошей мыслью. Гораздо лучше было бы вернуться к чему-то вещественному, что мы можем измерить. Здоровы ли животные? Есть ли у них то, что они хотят? Если вы можете дать обоснованный ответ на эти вопросы, то это послужит гораздо лучшим базисом для принятия решений. Когда речь заходит о голоде и количестве производимой еды в мире или о климатических изменениях, поражает то, что никто не вспоминает о благополучии животных. Большинство публикаций говорит нам о важности дел на благо планеты в целом.

Кроме того, многие думают, что для того, чтобы чувствовать себя благополучно, животным нужно нечто большее, чем не умирать от какой-нибудь болезни. Это нечто большее зачастую сводится к тому, что животные хотят сами. Хотят ли они иметь доступ к воде или к укрытию? хотят ли они быть друг с другом? Очевидно, что мы не можем дать им всего, что они хотят. Но хотя бы мы можем понять, чего именно им не хватает. Если кто-то собирается заявить, что, мол, это и это улучшает состояние животного, я попрошу доказательств: почему это улучшает их здоровье или почему это именно то, что хотят животные? Если вы не можете предоставить таких доказательств, то как бы вы сильно этого ни хотели, я не могу согласиться с вами. 

История изучения сознания у животных весьма забавна. Вообще на протяжение довольно длительного отрезка времени в двадцатом веке люди не говорили о сознании всерьез. Считалось, что его нельзя изучать научными методами ни у животных, ни у человека, поэтому его не изучали вовсе. Потом где-то в 80-х годах мнение изменилось и было решено, что эта область также достойна научного внимания. В частности слова Дональда Гриффина о том, что сознание животных — это такой же раздел биологии, как и все остальное, и следовательно надо найти способ изучить его, — оказали сильное влияние на сообщество. Думаю, что его книги, его работа в целом оказали решающее воздействие на то, как воспринимается сознание животных. С тех пор словно бы какие-то шлюзы открылись, теперь людям кажется, что для разговора о сознании не требуется никаких научных обоснований, что животных можно чуть ли не приравнять к людям — очень антропоморфная точка зрения. Вы можете рассуждать о чувствах животных, как если бы они были людьми и никакая наука вам не нужна, вы просто используете свою интуицию.

Некоторые люди полагают, что научные обоснования не нужны. Вы считаете, что у животных есть сознание, потому что с ними можно выстроить отношения, и приводите в пример свою собаку. Зачем здесь какие-то обоснования?  Я же утверждаю, что поскольку мы не имеем представления о работе сознания животных, нам стоит пристальнее взглянуть на большее число видов: не только на млекопитающих и птиц, но, к примеру, на беспозвоночных, которые тоже могут обладать неким подобием сознания. Мне кажется, что не понимая механизма работы сознания у животных, не стоит отрицать его существования. 

Некоторые вроде Марка Бекоффа на полном серьезе говорят о том, что антропоморфизм — единственный способ изучения животных. Я же вижу в этом огромную опасность, так как приравнивать животных к людям — значит упускать из виду биологическую составляющую их сущности, что может привести к дальнейшим трудностям. 

Проблему сознания порой называют  очень трудной. В отличие от других сложных биологических вопросов, например, как ДНК формирует клетки, вопрос о сознании поистине неразрешим. У нас есть некоторое представление о том, как работает ДНК или зрение. Но вот с сознанием все действительно запутанно. Запутанно, потому что мы вообще не знаем, как кусочек ткани, то есть мозг, рождает индивидуальный опыт. Просто не знаем. Мы многое знаем о работе мозга, нейронов, но тем не менее мы просто не понимаем, в нашем понимании есть существенный провал. Я бы сказала, что это самая сложная проблема в биологии. 

Одна из вещей, которыми мы занимаемся, — это разработка систем мониторинга состояния животных. Я очень заинтересована в том, чтобы мы получали как можно больше информации для исследований, не данные об одном-двух животных, но данные, взятые с коммерческих ферм. Вот как мы разрабатывали систему мониторинга здоровья мясных цыплят на фермах: мы изучили 50 000 птиц в курятнике, - это тот масштаб, который нам действительно нужен. В нашем распоряжении были камеры, которые следили за цыплятами с того дня, как они вылуплялись, и до того момента, как их отправляли на бойню. Поэтому мы имеем право сказать: если вы сделаете то-то и то-то, это улучшит благополучие животных. Следовательно, вместо догадок о том, что может улучшить его, мы задаемся конкретными вопросами: установка жердочек, доступ к дневному свету и окружающая среда - как это влияет на состояние птиц?

Благополучие животных — это очень спорный момент, особенно когда речь заходит об экспериментах над ними. Множество людей очень озабочены этой проблемой. Выращивание животных на фермах, содержание домашних питомцев и как это влияет на их состояние — еще одна обсуждаемая тема. Можно убедить людей в том, что благополучие животных важно само по себе, не прибегая при этом к категории сознания, а просто объясняя им, что здоровье животного - прежде всего. Это некий компромисс, между антропоморфным подходом и всей сложностью поставленных нами вопросов.

В своей работе, одна из вещей, которые меня интересовали, было: каким образом количество мясных цыплят в клетке влияет на их благосостояние. Производители на фермах, естественно, не хотят увеличивать личное пространство птиц, поскольку это очень дорого им обойдется. Общественное мнение же склонно считать, что это ключевой момент для хорошего самочувствия цыплят. Я связалась с огромным числом производителей курятины, около 70% всех производителей в Соединенном Королевстве, и провела, как я полагаю, самый масштабный эксперимент над мясными цыплятами. Он включал порядка 2,7 миллионов птенцов, которые были помещены в клетки с разной степенью заполненности.

В эксперименте приняли участие около 12 компаний, и все делали то, что я просила. Статистически мы могли отслеживать, что происходит, когда даешь птицам больше пространства. Мы могли поставить совершенно четкие вопросы: что в данном случае происходит со здоровьем и благополучием цыплят. Интересно, что результаты в разных компаниях-производителях отличались. Однако, выяснилось, что пространство — вовсе не ключевой фактор, влияющий на смертность или дефективность птиц, если только плотность цыплят не превышает установленных норм. Для большинства цыплят гораздо важнее были хорошие подстилки, еда и воздух, то есть  окружающая среда в целом, а не плотность птиц в частности.

Из этой работы я вынесла очень полезный урок: если своим исследованием вы действительно хотите повлиять на ситуацию, то нужно работать с производителями. Вы должны вовлечь их в свою команду. И у них есть все причины, чтобы включиться в эту работу, потому что им тоже важно знать, что улучшит состояние животных. Если вы реально хотите что-то изменить, то ругаться с производителями и фермерами не стоит, нужно объяснить им, какие выгоды они смогут из этого извлечь. Если птицы станут более здоровыми, а смертность снизится, то для них это только плюс. 

Я никогда не брала денег от производителей. Все, что они мне давали - это информация и помощь. Всегда перед началом исследования я забочусь о составлении соглашения, которое позволяло бы нам публиковать все данные. Все абсолютно прозрачно. Финансирование поступает от правительства, департамента окружающей среды или одного из фондовых агентств.

Область, которая интересует меня больше всего — это эволюция поведения и то, что естественное поведение может сказать о благополучии животных. Многие люди полагают, что животное хорошо себя чувствует, когда  может вести себя естественно. Эта мысль всегда казалась мне спорной, ведь в естественной среде обитания за животными часто охотятся хищники. Вряд ли кто-то станет утверждать, что хищник за спиной — обязательный фактор для благополучия животного. 

Я очень рада, что некоторые мои студенты решили поработать на коммерческих фермах, чтобы улучшить условия содержания животных. Отличный пример - Кристин Николь в Бристоле. Сейчас она занята масштабным проектом, который призван остановить тот ужас, который творится на огромных фермах с птицами на свободном выгуле, когда они выдергивают друг другу перья. Это очень болезненно. Некоторые считают, что исправить ситуацию помогут клеточные батареи. Однако клетки влекут за собой целый ряд новых проблем для благополучия животных. В общем, Кристин очень заинтересована в работе с фермерами, чтобы помочь им справиться с этой задачей. Это жутко сложно, но она выбрала для себя такой путь.

У меня есть еще один студент, Рик Диф, он из Эдинбурга, и его подход к науке гораздо более экспериментальный. Рик больше заинтересован в понимании механизмов работы пищевого поведения. Эта проблема касается непосредственно родителей мясных цыплят, поскольку обычно порции пищи им дают строго ограниченные, чтобы куры не начали набирать вес и страдать от ожирения. Я стараюсь понять, каким образом можно обеспечить им лучшее самочувствие, при этом не заставляя их голодать большую часть жизни. 

Я очень рада, что у меня есть такие студенты, которые занимаются действительно важными вещами.