РАЗНЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О НАСЛЕДИИ И О РОССИИ:

РЕРИХОВСКИЕ ДВИЖЕНИЯ В РОССИИ В ПОСТСОВЕТСКИЕ ГОДЫ

Джон Маккэннон (John McCannon)

Статья из cборника:

The New Age of Russia: Occult and Esoteric Dimensions. Ed. By Birgit Menzel, Michael Hagemeister, Bernice Glatzer Rosenthal. Verlag Otto Sagner, München-Berlin 2012, Studies on Language and Culture in Central and Eastern Europe, edited by Christian Voß, Volume 17. - http://www.new-age-of-russia.com/

В своей известной книге «Десять дней, которые потрясли мир» Джон Рид, описывая революционные события в России, заметил, что 1917 год был «особенно плодотворным временем для теософов» в Петрограде[1]. Это замечание следует понимать в том смысле, что альтернативные верования особенно процветают в периоды общественной и политической нестабильности; этот закон сработал в России не только в сложные годы, непосредственно предшествовавшие рождению СССР, но и в годы после его развала. Переходный период, начавшийся в конце 1980-х кампанией за гласность и продолжающийся до сих пор, породил в людях не только энтузиазм и любопытство, но и растерянность и разочарование, поспособствовав широкому духовному ренессансу среди современных россиян. Причем многие обратились не столько к традиционному православному христианству, сколько к разнообразным мистическим, эзотерическим и оккультным практикам.

Среди этих практик одной из самых успешных, однако и самых противоречивых, стало движение – точнее, группа движений, приверженных учению Николая Рериха (1874-1947), выдающегося художника Серебряного века, который, уже эмигрировав из России, стал известен благодаря своей миротворческой деятельности и художественно-археологическим экспедициям в Азию, а также вместе со своей женой Еленой создал вдохновленное теософией учение Агни Йоги, которое также называют «системой Живой Этики». Рериховскому движению выгодна связь с международно известной, разносторонне талантливой знаменитостью, так же как и исключительная растяжимость учения Рерихов, которое легко может вместить взгляды и упования людей самых различных взглядов[2]. Тех, кто ищет духовное учение, которое могло бы не только дать им духовную поддержку, но и укрепить в них чувство собственной «русскости», но кто почему-либо не находит этого в русской православной церкви, особенно привлекает представление Рериха о будущем России как нравственно чистой страны, за счет своего географического положения органически связанной и с Азией, и с христианским миром. Кроме того, наследие Рерихов, отношение которых к советской власти, как известно, было весьма неоднозначным, становится объектом поклонения как для тех, кто не приемлет марксистско-ленинистское прошлое России, так и для тех, кто до сих пор оплакивает распад Советского союза.

С другой стороны, такой же неоднозначный характер носят и конфликты, которые стали возникать вокруг рериховского движения после развала советского режима. Что крайне необычно для столь знаменитой персоны, некоторые основные факты жизни Рериха до сих пор остаются предметом ожесточенных споров, так же как и вопрос о его труднообъяснимом сотрудничестве с советской властью и о том, носило ли оно характер шпионажа или, что более вероятно, было не слишком успешным и весьма условным обменом. Эти споры не только повлияли на репутацию Рериха у российской публики, но и раскололи лагерь активных последователей Агни Йоги. Существует еще несколько тем, которые являются постоянным источником конфликтов внутри движения:  вопросы институциональной и доктринальной власти, борьба за право опеки над художественным наследием Рериха и личными вещами семьи, общественное осуждение Рерихов со стороны русской Православной церкви, а также, что самое главное, невозможность придти к единому пониманию представления Рериха о будущем России и ее месте в мире. Эта статья имеет своей целью проследить бурный рост общественного интереса к Рериху, который начался в конце 1980-х-начале 1990-х годов, и появление в этот период рериховских групп и кружков, включая Международный Центр Рерихов (МЦР) в Москве. Кроме того, в тексте будут рассмотрены перечисленные выше конфликты, в особенности бесконечный спор по поводу различных версий рериховского учения.

Перестройка в России и возрождение интереса к Рерихам

Как пишет Маркус Остерридер в своей статье, включенной в этот сборник, сильный интерес к Рерихам возник в Советском Союзе после двух знаменательных событий - реабилитации художника и последовавшего за ней в конце 1950-х возвращения на родину его сына, ориенталиста Юрия[3]. Рериха снова включили в пантеон великих русских художников; во времена Холодной войны его имя использовалось для создания имиджа СССР как государства, выступающего за «мир во всем мире» и поддерживающего братские отношения с Азией: во-первых, Рерих посвятил значительную часть своей жизни продвижению Пакта Знамени мира (также известного как Пакт Рериха), защищающего произведения искусства во время войны, а во-вторых, он вместе с семьей долгие годы жил в Индии[4]. В 1960-1980-х годах центры рериховского движения возникли в Риге, Таллинне, Ижевске и Новосибирске, а в 1974, в год масштабных торжеств по случаю столетия со дня рождения Рериха, вышла целая лавина публикаций, посвященных его жизни и творчеству, в частности серия библиографий, а также сборники его литературно-философских произведений[5].

Интерес к Рериху распространялся быстро, однако не без помех. О его экспедициях говорилось как о предприятиях, носивших исключительно художественно-научный характер, и об их политических целях упоминать было рискованно – как, впрочем, и открыто заявлять о рериховском мистицизме; на эти темы нужно был говорить как можно более абстрактно и завуалировано, делая акцент на «универсальную глубину» и «тонкое проникновение» Рериха в философские учения Востока. Действовал негласный запрет на обсуждение медиумизма Рерихов и их принадлежности к теософскому движению. Кроме того, небезопасным было и изучение эзотерического учения Рерихов, Агни Йоги, что красноречиво продемонстрировал случай, произошедший в 1979 году в новосибирском филиале Академии Наук. Несколько ученых из местного академгородка, принадлежавших к кругу последователей Рерихов, пытались «протащить» тезис Николая и Елены Рерихов о принципиальной совместимости мистицизма Агни Йоги и марксистко-ленинского коммунизма, выдвинутый ими в 1920-х годах. «Ваши блаватианские тенденции поставили наш институт в сложную ситуацию, - гремели власти, запустившие кампанию публичных отречений. - Если вы хотите продолжать считаться коммунистами, вам придется пересмотреть свою позицию»[6]. В 1983 году таким же образом власти прореагировали на заявления одного из членов рериховской группы в Ижевске о том, что он получает духовные послания из Шамбалы[7]. Примерно в то же время поэт Валентин Сидоров спровоцировал настоящую сенсацию, опубликовав в журнале «Москва» очерк о путешествии «Семь дней в Гималаях» в рериховском духе.

Однако вскоре, в 1987 году, ситуация изменилась: высшие советские чины стали финансировать распространение информации о Рерихах, и престиж этого имени поднялся до невиданных высот. Встретившись 14 мая этого года с младшим сыном Рериха, Святославом, Михаил Горбачев стал одобрительно высказываться о «рериховской идее» и называть Рерихов «культурными столпами» и «выдающимися представителями нашей страны»[8]. Святослав тепло принял Горбачева и его жену Раису, которая выросла в Алтайском крае (где память о Рерихах охраняется особенно ревностно) и восхищалась индийскими учениями, а также, по слухам, симпатизировала Агни Йоге и в своей автобиографии писала о «мудрости» Рериха[9]. Более того, Горбачев хотел использовать «рериховскую идею» для оживления советской идеологии, символическая мощь которой была со времен брежневского застоя ослаблена не только чрезмерно активным использованием, но и всеобщим цинизмом[10]. Очевидно, Горбачев рассчитывал на то, что рериховское учение, если представить его в нужном свете, обогатит советскую идеологию сильными, эстетически привлекательными образами, а советское мировосприятие - чувством национальной гордости, лишенной шовинизма и не противоречащей многонациональному характеру советского государства. Рериховские идеи, кроме того, могли бы представить СССР в свете уважения к миру, красоте и культуре, предоставив советскому государству возможности для духовного развития вне рамок консервативной религии. В октябре 1989 года Горбачев, поддержанный Святославом Рерихом и академиком Дмитрием Лихачевым, советником правительства по вопросам культуры, выделил средства на создание Советского фонда Рерихов, призванного собирать и хранить художественные произведения, рукописи и личные вещи Рериха, а также Центра-Музея, главной целью которого стала поддержка исследований по рериховской тематике.

Главной фигурой в обеих организациях стала Людмила Шапошникова, глава Центра-Музея, индолог и журналист, которая имела внушительные связи среди советской элиты и была лично знакома со Святославом Рерихом еще с 1968 года. В 1990 и 1991 годах Шапошникова наладила контакты с рериховскими обществами в СССР, Болгарии, Австралии, Мексике, Канаде, Германии и Швейцарии, а также с Международным Мемориальным Трестом Рерихов в Индии (ответственным за сохранение дома Рерихов в деревне Наггар в долине Кулу) и Музеем Николая Рериха в Нью-Йорке. В мае 1990 года, пользуясь поддержкой Юлия Воронцова (В статье он назван «Юрием». - Прим.пер.), заместителя министра иностранных дел СССР, и, очевидно, с благословения Святослава, Шапошникова совершила настоящий  марш-бросок, вывезя в Россию богатейшее наследие Рерихов из их индийского дома в Бангалоре, включающее 432 картины, несколько тонн книг и писем, различные произведения искусства, а также часть праха Николая и Елены Рерих[11]. Все эти материалы были официально представлены советской общественности 9-го октября 1990 года, в год 116-й годовщины со дня рождения Рериха.

Однако к этому времени возрождение рериховского движения уже приняло не совсем то направление, которое планировал Горбачев, - как это происходило со многими проектами эпохи гласности. В соответствии с общими тенденциями нью-эйдж возрождения, которое достигло своего расцвета в последние годы советского режима, многие последователи Рериха открыто заявили о своей принадлежности к оккультизму – примером может служить Российское теософское общество, вновь открытое в 1990-1991 годах после семилетнего перерыва, имевшее сильный рериховский уклон. Кроме того, различные толкования рериховского учения все больше и больше расходились между собой, так что определить единую «рериховскую идею», на которую изначально делал ставку Гобачев, теперь было практически невозможно. У некоторых заметных фигур в рериховском движении были не менее мощные связи, чем у Шапошниковой, и они также могли претендовать на авторитет в истолковании учения Рерихов и их идеологического завещания. Основатели Сибирского рериховского общества, Наталья Спирина и Борис Абрамов, еще в 1930-х учились непосредственно у Рериха в Харбине в Маньчжурии, а Павел Беликов, который долгое время руководил рериховским обществом в Эстонии, состоял в переписке с художником в 1940-х. Некоторые члены Московского рериховского общества, основанного в 1990-1991 годах, также были знакомы с Рерихом лично: художник Борис Смирнов-Русецкий участвовал в деятельности школы «Амаравелла», основанной по инициативе Рериха в 1920-1930-х, и познакомился с Рерихом лично в 1926 году, а индолог Наталья Сазонова знала Святослава Рериха почти так же долго, как Шапошникова. Однако битва между различными заинтересованными организациями разразилась позже, уже в постсоветских 90-х и двухтысячных: работы Рериха находились в частных коллекциях и галереях Америки, Индии и Европы; многими из картин, эскизов и личных вещей Рериха владеют различные музеи России, включая Третьяковскую галерею, Государственный русский музей, Театральный музей им. Бахрушина, а также несколько региональных музеев (в особенности Новосибирская художественная галерея), Дом-музей Рериха в Изваре под Санкт-Петербургом (загородное имение Рерихов, где Николай провел детство и юность) и, что самое важное, Государственный музей восточного искусства (ГМВИ, переименованный позже в Музей Востока). Каждое из этих учреждений внесло ту или иную лепту в возрождение интереса к Рериху, какой бы характер оно ни носило.

В 1990 и 1991 годах между различными рериховскими организациями еще сохранялось некоторое взаимопонимание и наблюдалась определенная слаженность действий, а руководство и координация общей деятельности были доверены Советскому рериховскому фонду с его Центром-Музеем. В марте 1991 года состоялось первое Всесоюзное заседание рериховских обществ, которое посетили также представители из-за границы, в том числе из Музея Николая Рериха в Нью-Йорке. На этом заседании было принято решение преобразовать Центр-Музей в Международный Центр Рерихов, который получил в управление новый Музей Рериха и благотворительный фонд имени Елены Рерих. Первым президентом МЦР стал Юлий (В тексте снова «Юрий». - Прим.пер.) Воронцов, который, воспользовавшись своими связями в ООН, сделал Центр ассоциированным членом ЮНЕСКО. Пост главы МЦР и директора Музея заняла Шапошникова, которая, кроме того, возглавила также Фонд им. Елены Рерих. За год с начала своей деятельности МЦР успел «вселиться» в шикарное здание усадьбы Лопухиных на Малом Знаменском переулке, неподалеку от Кремлевской набережной и Пушкинского Музея изобразительных искусств. Все это происходило на фоне распада СССР, и только накануне его окончательного развала МЦР получил официальный юридический статус.

Неопределенность и рассеяние: рериховское движение в ельцинские годы

Одним из самых ярких проявлений рериховства в постсоветской России стали знаменитые паломничества на Алтай, которые начались в 1991 и достигли своего расцвета в 1992. Вызваны они были ожиданиями скорого потопа, который должен был, по предсказаниям, поглотить Евразию, оставив на поверхности только Алтайские горы. Дабы обеспечить переход человечества в следующую космическую эру, некоторые рериховские коммуны переселились на Алтай, однако мало кто из них задержался надолго. Ожидавшийся потоп так и не произошел, а сами паломники погрязли в дрязгах по поводу своей миссии; в частности, они пытались решить вопрос, каким образом проявится «лучезарный град» Звенигород, который Рерих хотел основать на Алтае. Одни считали, что это произойдет чудом, если вера их будет сильна, а другие — что этот город все-таки придется успеть построить до потопа собственными руками[12].

Этот эпизод демонстрирует не только то, насколько преданны были многие русские люди идеям Рериха в 1990-х годах, но и то, как сложно им было придти к консенсусу. В общем, в этой ситуации нет ничего необычного: такие вещи происходят, когда люди пытаются понять природу определенного духовного учения и оценить его силу. Уильям Джеймс в своей знаменитой книге 1902 года перечислил множество разновидностей религиозного и оккультного опыта, которые простираются от поверхностного, любительского интереса до догматической приверженности одному-единственному учению. В 1990-х годах в России сформировалось от 400 до 500 рериховских групп и кружков (многие из которых были совсем небольшими и не были жестко организованы); кроме того, тысячами исчислялись случаи индивидуальной практики, а число людей, тем или иным образом «затронутых» «уникальной философией» Рериха, по оценкам исследователей, составляло «миллионы»[13]. Вообще, непросто определить (особенно учитывая эту последнюю категорию), в какой степени популярность Рериха основана на внедуховных факторах, таких как интерес к его уникальной художественной манере, патриотическое восхищение им как исторической личностью или его широкая известность в качестве проводника трансцендентного гуманизма, равного по значению Ганди. Но даже если ограничиться исключительно теми, кого Рерих привлек по причинам духовным, мы увидим большой разброс как в силе приверженности рериховскому учению, так и в тех формах, которые принимает эта приверженность. Как и на Западе, в постсоветской России возникла настоящая «духовная какофония» - удачное выражение, позаимствованное мной из статьи о современной ситуации с религией в Америке, опубликованной в New York Times[14], - и для многих россиян рериховское духовное учение стало всего лишь еще одним «лотом» на стремительно разрастающемся рынке эзотерических практик, лотом, который к тому же часто смешивался с дзен, йогой, теософией, астрологией и Ведантой, не говоря уже о местных верованиях, как локальных, так и глобальных, от шаманизма до православного христианства (несмотря на осуждение духовных течений нью-эйдж православной церковью). Таким образом, человек, чтивший Рериха, совсем не обязательно принадлежал к рериховскому движению.

И даже в тех случаях, когда принадлежность к нему была очевидна, сама природа этого движения оставалась довольно расплывчатой. Как и теософия (которую ученые часто называют «интеллектуально недисциплинированной» и «неразборчивой в отношении символов»)[15], от которой фактически произошла Агни Йога, последняя носит столь же эклектичный характер, являясь крайне эластичной системой верований, - этой эластичности немало способствовали постоянные изменения в политических и философских взглядах самих Рерихов. Часто можно услышать такие суждения, что Агни Йога легко адаптируется к «любому типу мышления», будь то «экологическое, астрологическое, вегетарианское...даже буддийское» и так далее. Однако то же самое можно сказать о многих альтернативных системах верований, и вопрос совсем не в этом[16]. Рериховское учение настолько непоследовательно и настолько легко допускает избирательное чтение вне общего контекста, что из него можно вывести множество различных учений, которые будут иметь друг с другом мало общего, а некоторые и вовсе будут друг другу прямо противоречить. Именно это и стало происходить в ельцинские годы, когда политическая ситуация менялась беспрестанно, что часто приводило к весьма плачевным результатам. Естественно, в такой обстановке россияне стали искать психологической и духовной поддержки где попало. Агни Йога, в зависимости от трактовки, могла подходить как правым, так и левым, как оголтелым шовинистам-русофилам, так и мирным интернационалистам-либералам. В этом учении находилось что-нибудь для каждого, будь то мессианисты, жаждущие найти спасителя, пантеисты, ищущие святость в мире природы, интеллектуалы, которые соглашались с Рерихами в оценке общественной важности культуры и искусства, и даже атеисты, желающие обрести философски обоснованную метафизику. Оно подходило как приверженцам идеи апокалипсиса, так и сторонникам ноосферного развития.

Чтобы объединить столь разнообразные взгляды, необходимо было, безусловно, учреждение, открытое самым разным взглядам. Однако Международный Центр Рерихов – единственная организация, у которой был в этом смысле шанс на успех, - не смог выполнить эту миссию, и причиной тому стала в основном его заносчивость. Директор МЦР Людмила Шапошникова с несгибаемым упорством настаивала на том, что право на систематизацию и издание произведений Рерихов есть только и исключительно у Центра; издание новых редакций эссе, писем и дневников Николая и Елены – т.н. «Большая» и «Малая» рериховские библиотеки – стало для МЦР еще одним шагом к контролю над выпуском нового «священного» рериховского канона. Шапошникова подчеркивала, что учение Агни Йоги – как и авторитет во всех связанных с ним вопросах - было передано ей непосредственно Рерихами и их учителями, Морией и Кут Хуми. Тех же, кто не принимал эту «истину», истинными рериховцами она считать отказывалась[17]. Неудивительно, что такой авторитарный подход не пришелся по вкусу многим участникам рериховского сообщества, включая и тех, кто ранее был в принципе согласен с Шапошниковой в вопросах интерпретации учения.

Практичный и дальновидный менеджер с хорошими связями, Шапошникова  стала на разных уровнях обрабатывать «рериховскую идею», руководствуясь соображениями личной пользы и выгоды для МЦР. Среди преданных рериховцев она стала распространять представление о Николае и Елене как о высших учителях, святых сущностях в пантеоне пророков и учителей, похожему на тот, который можно найти в теософии Блаватской, а также в религии Бахаи. Основываясь на заявлении самого художника о том, что  его картины обладают целительными способностями, она объявила, что искусство Рериха несет позитивную, жизнетворную силу. В эти годы Елене Рерих, как основному автору книг учения Агни Йоги стало уделяться гораздо больше внимания, чем при советской власти, и Шапошникова, подчеркивая, что Елене пришлось за свою жизнь пережить физические мучения, приравниваемые Шапошниковой к крестным мукам Христа: мигрени, боли в спине, учащенное сердцебиение, - стала представлять ее как мученицу, которая добровольно позволила лучам энергии проходить сквозь свое тело, «чтобы восстановить нормальный баланс энергии на нашей планете»[18]. Шапошникова также заявляла, что состоит в общении с духами Рерихов, которое давало ей статус исполнителя их воли на Земле, - то есть, по сути, статус настоящей жрицы. Она пропагандировала тот эсхатологический сценарий, о котором писала Елена после смерти Рериха и непосредственно перед своей собственной смертью; согласно этому сценарию, решающая битва Армагеддона уже состоялась во время Второй мировой войны, и закончилась она выдворением Люцифера из солнечной системы в октябре 1949 года. Майтрейя же, Будда Грядущего, воцарился в Шамбале; в следующем веке, одновременно с его явлением, на Земле закончится эра Кали-Юги, эра вражды и разногласий, и начнется эра Сатья-Юги. При этом строго запрещалось обсуждение любых политических скандалов или таких тем, которые могли бы поставить под вопрос тот безупречный имидж Рерихов, который был так тщательно разработан Центром.

Что касается публичной сферы, тут Шапошникова делала акцент не столько на эзотерику, сколько на репутацию Рериха как великого сына России. МЦР, впрочем, ничуть не скрывал мистические аспекты его деятельности: некоторые залы в музее напоминают храмы, например вводный зал, где в пластиковом «кристалле» горит электрический «огонь», а также Зал Живой Этики; однако рериховский мистицизм преподносится при этом в расплывчатых тонах, без оттенка сектантства, с указанием на принадлежность Рериха к богатой традиции космизма и учений о сверхъестественном в России и ссылками на трактат Кандинского «О духовном в искусстве», а также на таких мыслителей серебряного века, как, например, Владимир Соловьев и Николай Бердяев. Акцент был сделан на интеллектуальную многосторонность Рериха (в этом аспекте он часто сравнивался с Леонардо да Винчи[19]); на его глубокое проникновение в изначальную сакральность природы (о нем часто говорят как об одном из первых защитников окружающей среды, и Анатолий Букреев, самый выдающийся альпинист своего поколения, прочувствованно говорил о том, как талантливо Рериху удалось «воспеть красоту Гималаев»[20]); на научную ценность его экспедиций 1925-1928 и 1934-1935 годов, которые преподносились как «основополагающий» вклад в археологическое и этнолингвистическое изучение Азии (несмотря на то, что реальных академических результатов было не так уж много, да и те, по факту, принадлежали Юрию, а не старшему Рериху[21]); на его высказывания о роли культуры в исполнении человечеством своего космического предназначения (представленные как та мудрость, которая жизненно необходима миру, задавленному материализмом); и, наконец, на его прочную любовь к России и убеждение в ее мессианском предназначении (впрочем, о непостоянных чувствах Рериха к советской России Шапошникова, следуя проверенной временем стратегии, последовательно умалчивает).

Надо сказать, такой подход во многом оправдал себя. Общественное признание Рериха росло. К тому же, что явилось особенно приятным «бонусом», Юрий Рерих, который после возвращения из-за границы в с 1950-х по 1960-е работал в Советской Академии наук, воспитал в среде научной элиты СССР глубокое и крепкое уважение к своему отцу. Все это, в сочетании с общей  открытостью российских академиков и публичных интеллектуалов ко всякого рода паранормальным измышлениям и ноосферным теориям (об этом смотрите в главе, написанной Биргит Менцель для настоящего тома), обеспечило Рериху даже более высокую степень доверия со стороны научной элиты и образованных слоев, чем на Западе. Другим важным моментом было наличие у Шапошниковой хороших связей в прессе и правительстве. Вступив в коммунистическую партию еще в годы учебы в Московском Государственном Университете, Шапошникова затем стала членом Союза писателей и Союза журналистов, а ее исследования в сфере ориенталистики познакомили ее со многими людьми, которые впоследствии заняли высокие дипломатические посты в Министерстве иностранных дел и стали послами. Благодаря неполной смене политической верхушки после развала СССР, ее знакомства продолжали помогать ей и в ельцинские годы; особо стоит упомянуть Евгения Примакова, который при новом правительстве стал главой службы внешней разведки, министром иностранных дел и премьер-министром. Кроме того, Шапошникова могла рассчитывать на освещение деятельности Центра многими средствами массовой информации. Обладание такими полезными связями значительно облегчало улучшение публичного имиджа Рериха.

Однако вскоре у МЦР появились противники. Хотя рериховские группы в большинстве российских городов и иностранные партнеры в Болгарии, Латвии, Украине и Беларуси сохраняли лояльность МЦР,  в крупных центрах росло недовольство Шапошниковой, вызванное тремя основными причинами. Во-первых, кампания МЦР по расширению своей коллекции произведений Рериха привела к конфликту с другими музеями, в особенности с Государственным Музеем Востока, который владеет собранием из примерно 300 картин Николая Рериха и его сына Святослава, включая знаменитые «Архитектурные этюды» Рериха 1903-1904 гг., которое было получено от Музея Рериха в 1974 г. и дополнено в 1980-х новыми приобретениями. Конфликт по поводу этих работ начался еще в 1991 году и продолжался в течение следующего десятилетия, причем директор ГМВ Владимир Набатчиков, заручившись поддержкой таких дружественных ГМВ рериховцев, как Ольга Румянцева, Екатерина Шевелева из культурного центра «Рериховский дом», поэт Валентин Сидоров и Наталья Сазонова из Московского рериховского центра, вступил в противостояние с МЦР на институциональном уровне. МЦР, который активно лоббировал ельцинское правительство, получил открытую поддержку от московского мэра Юрия Лужкова, однако российское Министерство культуры взяло сторону ГМВ (что побудило МЦР воздвигнуть «стену позора», на которой поносились все ельцинские министры культуры, особенно Евгений Сидоров, который занимал этот пост особенно долго; эта курьезная витрина была снята только в следующем десятилетии[22]). Кроме того, МЦР вступил в конфликт с Музеем Николая Рериха в Нью-Йорке, а также с заместителем директора Института востоковедения Российской Академии наук Ростиславом Рыбаковым.

Второй причиной разногласий стала реакция МЦР на появление в 1990-х годах неизвестных и неопубликованных до этого времени рукописей, которые представляли жизнь и творчество Рерихов с новой стороны, - в том числе дневники нескольких человек, которые были последователями учения Рерихов или путешествовали вместе с ними, в том числе Зинаида Фосдик (Зинаида Лихтман), д-р Константин Рябинин, Павел Портнягин и полковник Николай Кордашевский[23]. Публикация этих текстов вызвала огромное раздражение у МЦР, поскольку в них раскрывались такие детали личной и публичной биографии Рерихов, которые противоречили тому образу Николая и Елены как политически невинных святых, который тщательно создавался Центром. Вскоре раздражение МЦР переросло в настоящую ярость, когда возник конфликт по поводу права на публикацию дневников Елены Рерих. Дневники Елены — около пятидесяти записных книжек — в конце концов осели в Америке, причем оригиналами стал владеть Центр русской культуры при Колледже в Амхёрсте, который выложил фотокопии и сканы этих книжек на свой сайт в широкий доступ. К середине 1990-х годов у издательства «Сфера», возглавляемого Дмитрием Поповым, бывшим участником возрожденного российского Теософского общества, появились планы опубликовать, в сотрудничестве с Музеем Рериха в Нью-Йорке, эти дневники с аннотациями. Шапошникова обратилась в суд, и публикация была приостановлена более чем на десять лет (сейчас она, впрочем, продолжается под редакцией Владимира Росова из Музея Востока), а «Сфера» и нью-йоркский Музей Рериха были завалены исками, которые в начале 2000-х годов сопровождались и политическим давлением, и, по слухам, даже закулисными угрозами. Дело со «Сферой» еще более укрепило впечатление, что МЦР был намерен вмешиваться во всю академическую работу по Рериху, что еще сильнее ухудшило отношения Центра с ГМВ, Институтом востоковедения РАН и нью-йоркским Музеем Рериха. В 2002 году эта позиция МЦР привела к конфликту Центра с Натальей Спириной из Сибирского рериховского общества, которая ранее более или менее соглашалась с мнением Шапошниковой в вопросах учения[24].

Перейдем к третьей причине недовольства действиями Шапошниковой. Враждебность по отношению к ней возросла не только среди тех рериховцев, которые считали ее позицию слишком фундаменталистской, но и среди тех, кто, напротив, считал ее недостаточно фундаменталистской. Жалобы поступали в основном от групп, которые основывали свою теологию на просоветских произведениях Николая и Елены 1920-х годов, в которых они воспевали Маркса и Ленина, предсказывая будущий синтез буддизма и советского коммунизма. Рериховские общества в Томске, Волгограде, Симбирске (городе, где родился Ленин) и Владивостоке (лидер местного рериховского общества Михаил Лунев, к ужасу МЦР, заявлял, что находится в духовном контакте с Рерихами) критиковали Шапошникову за то, что она замалчивает этот аспект рериховской идеологии; все они особенно активизировались во время президентских выборов 1996 года, на которых они поддержали Зюганова и коммунистическую партию[25]. Другие же организации считали, что необходимо более откровенно подчеркивать сверхъестественную сторону Агни Йоги. Примером могут послужить карельское общество во главе с космистом Юрием Линником и барнаульское движение «Корона Сердца»; однако самым смелым в этом отношении был Бажовский Центр в Челябинске, возглавляемый Владимиром Соболевым, который считает себя реинкарнацией Конфуция и многократно предсказывал не только возвращение на землю Зороастра (который будет коронован в древнем храме в Аркаиме), но и третью мировую войну, которая разрушит Европу и Америку и приведет Россию к мировому господству[26].

Вдобавок ко всему, Центру нужно было справляться и с внешним давлением, которое сильно затрудняло поддержание публичного имиджа Рериха. Шапошникова, конечно, предпочитала не распространяться о политической стороне карьеры Рериха, однако раскрытие засекреченных советских архивов, а также публикация откровений перечисленных выше лиц только подтвердили факты, о которых раньше только подозревали или которые были известны только частично: а именно, что в рамках рериховской экспедиции 1925-1928 годов была совершена попытка получить поддержку СССР для исполнения «великого плана» по созданию пан-буддийской конфедерации, которая охватывала бы Тибет, Монголию и часть Сибири (в обмен на поддержку Рерих предлагал вербовку сотрудников и пропаганду коммунистических ценностей среди буддийских народов Азии); а также что экспедиция Рериха 1934-1935 годов, как и большая часть той широко признанной деятельности, которой он занимался для продвижения Пакта Знамени Мира 1935 года были связаны с попытками склонить на свою сторону или Японию, или Соединенные Штаты для достижения тех же целей, однако на этот раз с антисоветским уклоном. Западные исследователи обсуждают эти вопросы уже несколько десятилетий, однако русские авторы старались их избегать вплоть до начала-середины 1990-х, когда в России одна за другой стали появляться работы, затрагивающие эти темы. Пожалуй, самой драматичной из них стала серия статей, опубликованных Олегом Шишкиным в газете «Сегодня» осенью 1994 года, на основе которой он позже написал книгу. Шишкин утверждал, что Рерих стал агентом СССР уже в 1919-1920 годах, и с тех пор его карьера была тесно связана с разведкой — то есть он был советским шпионом в полном смысле этого слова[27]. В своей максималистская интерпретации Шишкин основывался на невнимательном чтении источников, которые необходимо подвергать тщательному анализу (например, протоколы допросов заключенных, задержанных сталинской тайной полицией), и многие моменты в его работе были впоследствии поставлены под вопрос или опровергнуты. Однако ему удалось открыть целую серию исследований, некоторые из которых были написаны такими выдающимися исследователями, как Александр Андреев и Владимир Росов, и в которых порой раскрывалась ценнейшая информация[28].

Шишкинские публикации довольно сильно повлияли на публичный имидж Рериха, особенно в сочетании с другим скандалом середины 1990-х — войной Православной церкви с Агни Йогой. Эта война явилась логическим продолжением стратегии Церкви, которая в 1932, а затем в 1944 подвергала анафеме все формы оккультизма, а в 1990-х стала бороться с расцветом нью-эйдж и оккультных движений в России[29]. Начиная с 1993-1994 годов, Церковь включила Агни Йогу в список «псевдохристианских, неоязыческих и оккультных сект», противостоя попыткам рериховского движения представить учение Николая и Елены Рерих как равноценное русскому Православию[30]. Самые тяжелые удары в этой борьбе нанес дьякон Андрей Кураев, который издал множество антирериховских публикаций, в частности внушительный том 1997 года в 1000 страниц «Сатанизм для интеллигенции: о Рерихах и православии», где он обвинял Рерихов в шпионаже, квазинацизме и отсутствии художественного таланта[31]. В январе 1999 года Церковь организовала в алтайском городе Белокуриха конференцию «Тоталитарные секты в Сибири», на которой было заявлено, что «распространение рериховской Агни Йоги, которое поддерживается руководителями государства, приводит нас в ужас... мы заявляем, что учение Рерихов не только несовместимо с христианством, но и прямо ему враждебно»[32].

Естественно, МЦР вступил на тропу войны. Вооружившись лозунгом «Защитим наследие Рерихов», Центр набрасывался на всех, кто высказывался о Рерихах без должного почтения, и объявлял любую критику, научную или церковную, оскорблением и клеветой. Сам термин «наследие» означал при этом не только произведения искусства и фамильные ценности, которые МЦР был намерен приобрести в свою собственность, но и доброе имя Рерихов, которое Центр был готов охранять с поистине церберовской бдительностью. Шапошникова крайне успешно использовала свои связи в правительстве, убедив Евгения Примакова отдать МЦР досье тайной полиции на Рерихов из архивов бывшего КГБ. А Шишкину, Росову, Андрееву и другим авторам, писавшим о Рерихах без разрешения Центра, она бросила настоящий вызов, объявив любые непочтительные высказывания о Николае и Елене как об «обычных исторических лицах» «кощунством»[33].

Вместе, да врозь: рериховское движение в XXI веке

Неизвестно, насколько соответствует действительности распространенное мнение о том, что лучше дурная слава, чем никакой, однако в 2000-х годах, после всех вышеописанных событий, имя Рериха стало еще известнее, чем в 1990-х. Ряды рериховцев пополнились за счет нескольких тысяч новых кружков и групп, а также десятков тысяч отдельных последователей учения[34]. Более того, в начале нового века резко поднялся уровень общего неформального восхищения Рерихом.

Во многом это было связано с ростом международного рынка на произведения русского искусства эпохи fin-de-siecle. Этот рынок стабильно процветал в течение почти целого десятилетия. На волне этой моды стоимость картин Рериха на аукционах Сотбис, Кристис и других достигла невиданных высот, что положительно отразилось на его репутации на родине[35]. Многие произведения Рериха вернулись на родину; например, в 2007 году магнат Алишер Усманов приобрел коллекцию Ростроповича-Вишневской, в которую входила картина Рериха «Сокровище ангелов» (1905), и выставил ее в петербургском Константиновском дворце[36]. Кроме того, тут сработал эффект М.С. Эшера или Максфилда Пэрриша, и уникальный, запоминающийся стиль Рериха привлек широкую публику гораздо больше, чем остальные художники его времени, оставленные на откуп серьезным искусствоведам.

Важно отметить, что в коллективном сознании установилась связь между именем Рериха и представлением об уверенной в себе, экономически здоровой России, не стесняющейся национализма. Возникла эта связь под влиянием общих обстоятельств, а также в результате деятельности рериховских организаций по всей России, в особенности МЦР, по выстраиванию публичного имиджа художника. Рериховские центры в Москве и Петербурге последовательно проводили курс на встраивание в туристическую инфраструктуру и стремительно коммерциализировались; в 2001 году, при содействии Санкт-Петербургского Университета и Людмилы Митусовой, дочери любимого кузена Елены Рерих, композитора Степана Митусова, в Петербурге был основан государственный музей-институт Рерихов[37]. МЦР прилагал все усилия к тому, чтобы имя Рериха распространилось как можно шире и дальше: его именем был назван военный корабль российского Тихоокеанского Флота, малая планета №4426, а также горная вершина на Алтае. Рериховское Знамя Мира водрузили на Эверест, вывезли в космос на шаттле «Колумбия» и установили на борту международной орбитальной станции «Мир». Кроме того, Центр поддерживал теплые отношения с российскими властями. Мэр Москвы Юрий Лужков оставался верным другом организации, а Президент Владимир Путин часто высказывался о важности Рериха как художника и философа. В первой половине десятилетия Федеральная Прокуратура взялась за иск МЦР в адрес издательства «Сфера», а Управление по  борьбе с  экономическими преступлениями обвинило Дмитрия Попова и Даниэля Энтина, использовавших рериховские мотивы в своих логотипах, в намеренном причинении экономического вреда Центру[38]. Заметим, что издательскую деятельность МЦР в основном финансирует известный «Мастер-Банк», который также использует в своих логотипах рериховскую символику.

Однако Центру не удалось одержать окончательную победу. Хотя все больше региональных групп переходило на сторону МЦР, так случалось далеко не всегда. Натянутыми оставались отношения МЦР с Сибирским рериховским обществом, а с Музеем Востока (бывшим Музеем Искусств Народов Востока) продолжалась настоящая война; к тому же МЦР по-прежнему враждебно относился к Музею Рериха в Нью-Йорке. Ко всему прочему, антирериховская кампания Церкви против тоже приносила плоды. Впрочем, ирония заключается в том, что обе эти русофильские доктрины, рериховство и православие, постоянно смешивались в течение всего десятилетия; особенно чувствовалось их скрытое единение в таких, например, утверждениях, как это (приведенное критиком Рейчел Полонски): «Запад осквернил священное пространство России и увел ее от спасения»[39]. Эта ирония проявилась даже на чисто материальном уровне: восстановленный Храм Христа Спасителя, символ постсоветского возрождения Православия, находится в двух минутах ходьбы от МЦР — идеальное расстояние для того, чтобы буквально осыпать друг друга проклятиями. (Критика со стороны Церкви до сих пор остается болезненной темой для рериховского движения, причем не только агрессивного его крыла; как правило, они указывают на то, что Николай и Елена всегда оставались христианами, однако, как и Толстой в конце своей жизни, пришли к более чистому пониманию веры, чем сама Церковь, или на то, что семья и вовсе никогда не покидала лона Православия — как утверждает, например, Петербургский Музей-институт Рерихов.[40]) В период между 2005 и 2007 годами МЦР снова вступил в бой, на этот раз с Владимиром Росовым, который с начала 1990-х годов изучал политические мотивы деятельности Рериха, что никак не могло понравиться МЦР, а в середине двухтысячных защитил докторскую диссертацию на тему «Российско-американские экспедиции Николая Рериха в Центральную Азию в 1920-1930-х гг.». Несмотря на то, что Росова поддержали тридцать академиков и докторов исторических наук, МЦР, заручившись поддержкой ряда других рериховских организаций, яростно атаковал его в прессе, оспаривая его диссертацию, защищенную в октябре 2005 года, и обвиняя его в «недостаточной научности» и намеренной «клевете»[41]. Примерно за год о скандале по поводу росовской диссертации стало известно по всей стране; в конечном итоге, противникам Росова все же не удалось помешать ему весной 2007 года защитить следующую работу.

Резкость заявлений МЦР и постоянное сокрытие различных странностей и тайн, окружающих жизнь и карьеру Рериха, в определенной степени подпортили репутацию художника;  теперь при упоминании его имени многие закатывают глаза и качают головами, и  изобретенное в 1990-х слово «рерихнуться» (каламбур на основе слова «рехнуться») до сих пор не выходит из употребления. И тем не менее, сейчас во многом превалирует именно тот имидж Рериха, который был сформирован МЦР и его сторонниками. Последователи Рериха игнорируют любые нелестные высказывания о нем, а те, кто находится вне движения, стараются просто не замечать этих моментов, хотя и знают об их существовании. Главным достижением МЦР в путинские годы стало то, что Центру удалось сравнять имя Рериха с самим понятием «русскости», при этом сохранив его и в другом качестве – как символ «мира во всем мире» и мультикультурной толерантности. Картины Рериха стали восприниматься как свидетельства о невиданной добродетели земли русской, и даже его мистицизм, преподнесенный в правильном ключе, способствовал поддержанию свойственного многим русским людям славянофильского духа и укреплению в них представления о русском народе как о более духовно богатом и интеллектуально гибком, чем узколобые эмпирики-материалисты с Запада[42]. В этом контексте любой, кто подвергает сомнению талант Рериха как художника или писателя, а также ставит под вопрос мотивы его разнообразной деятельности (особенно много таковых среди иностранцев, а также тех русских, кто основывается на исследованиях, проведенных в иностранных архивах), может тем самым быть воспринят как человек, оскорбляющий гордость самой России. Такой дискурсивный подход оказался на руку рериховцам в России, стране, чья верхушка более откровенно, чем раньше заявляла о своем национализме и была готова отомстить за те унижения, которым она подверглась со стороны Запада в период «шоковой терапии» времени перехода к капитализму. Некоторые рериховцы довели этот подход до самых крайних пределов, перейдя грань приличия: например, рериховское общество в Сочи утверждало, что «антирусские» настроения на Западе муссируются евреями и масонами, а Ксения Мяло, художественный критик из рериховского сообщества, назвала среди «непримиримых врагов чистой «русской души» «иудаистские медиа», «глобальный капитал, НАТО и интернет»[43]. Аналогичным образом, с легкой руки нео-евразийцев вроде Александра Дугина, рериховское учение стало ассоциироваться с евразийским квази-милленаристским представлением о России, которая в будущем станет господствовать над «атлантическим» Западом; впрочем, такие параллели в целом не находят одобрения у МЦР и вообще последователей Агни Йоги[44].

В то же время, рериховские идеи подходят и для изображения России как государства, исконно связанного с восточными, особенно буддийскими народами как Центральной Азии, так и самой России, не говоря уже об Индии. Что бы ни говорили ученые о достоверности или недостоверности историй о буддийских амбициях Рериха или его склонности к другим азиатским верованиям, нельзя не признать, что некоторые иностранные культуры все же приняли Рериха – некоторые в качестве образца дружбы между религиями, некоторые просто в качестве «своего». Рериха почитают буддисты знаменитого храма Калачакры на севере Санкт-Петербурга (Рерих был одним из художников, оформлявших интерьер храма во время его постройки в 1909-1915). Кроме того, рериховское учение популярно среди коренных народов Алтая, которые нередко включают его в шаманские или ак-джанские (бурханские) практики. То же можно наблюдать и у ихельменов, коренного народа Камчатки. Рериховская группа в Казани занимается интересной комбинацией Агни Йоги и суфизма, а вне границ страны, в Улан-Баторе, городе преимущественно буддийском, бывшая резиденция Рериха, где он жил в 1926-1927, была недавно при поддержке монгольского правительства превращена в дом-музей.

Такое отношение к Рериху особенно ярко проявляется в Индии, где до сих пор помнят  о дружбе семьи Рерихов с кланами Неру-Ганди и Тагор. В 1979 году Рерих стал одним из всего лишь девяти человек – и единственным среди них не-индийцем, - получившим высокий титул «Художника-Национального достояния». Как уже было замечено ранее, СССР подчеркивал эти моменты в период Холодной войны, а путинский режим последовательно использовал их в рамках своей стратегии по созданию более мужественного, чем при Ельцине, образа России на международной арене. Посол России в Индии, Александр Кадакин, давний поклонник и защитник Рерихов, был назначен исполнительным директором Международного Мемориального Треста Рерихов в Индии и, при поддержке самой Людмилы Путиной, жены Президента, сыграл ключевую роль в организации выставки работ Рериха в Национальном Музее Индии в Нью-Дели в 2002 году.

Сам Путин называет Рериха образцом «духа той близости, которая соединяет все народы»: прекрасная иллюстрация использования имени Рериха в двойных целях, в зависимости от ситуации, – и как пример «русскости», и как пример «безграничного интернационализма»[45]. Такое использование имени художника далеко не всегда объясняется цинизмом: сами литературно-публицистические произведения Рериха дают более чем достаточно оснований для обоих взглядов – хотя националистические моменты в рериховской идеологии иногда подчеркнуты чересчур резко. Как бы то ни было, имя Рериха с удивительной частотой появляется как в общественных, так и в научных дискуссиях по поводу международных отношений и новых направлений во внешней политике. Его любят цитировать главным образом российские политологи и стратеги, находящиеся в поисках моделей «мультиполярности» и «глобального плюрализма», которые можно было бы противопоставить гегемонии США, страны, подчеркивающей свое превосходство и готовность к конфликту с помощью западных политических теорий: например, тезиса Фрэнсиса Фукуямы о «конце истории» или идеи Сэмюэля Хантингтона о «столкновении цивилизаций». В этом контексте Рерих попадает в компанию других  мыслителей-«интернационалистов», таких как Питирим Сорокин, Сунь-Яцзен и Пьер Тейлар де Шарден[46]. (При этом, как уже было замечено выше, Рериха, парадоксальным образом, признают «своим» и нео-евразийцы, чьи чаяния носят гораздо менее экуменический характер).

Эти интернационалистские взгляды по большей части озвучиваются вне рериховского движения. Однако что бы ни увеличивало престиж Рериха,  - все это только на руку его последователям, и большинство рериховских организаций при первой же возможности высказывают приблизительно те же мысли. МЦР неоднократно пользовался своим статусом организации, ассоциированной с ЮНЕСКО, чтобы, продвигая Рериха в Соединенных Штатах, добиться для него признания в качестве гуманиста и миротворца, равного по значению Дагу Хаммаршёльду или Альберту Швейцеру. В одном из залов МЦР с откровенной гордостью выставлена большая фотография, на которой запечатлен момент, когда Генеральному секретарю ООН Кофи Аннану вручают Знамя Мира со знаменитой рериховской эмблемой. Насколько оправдана эта гордость, сказать трудно: хотя это можно списать на эффект фотографии, человек со стороны, не принадлежащий к рериховскому движению, невольно замечает смущение на лице Аннана – забавное наблюдение, заставляющее задуматься о более серьезных проблемах.

Заключительные замечания

Ничто не указывает на то, что в обозримом будущем известность Рерихов в России будет уменьшаться. Восторги по поводу художественных произведений Николая и (в меньшей степени) Святослава вряд ли утихнут, а Юрий по-прежнему будет считаться выдающимся ориенталистом. Полки книжных магазинов Москвы, Петербурга, Новосибирска или Иркутска дают представление о том, какое широкое признание получила Елена Рерих как автор «эзотерической» литературы, а в последнее время и как самостоятельный философ[47]. Даже поэзия Рериха, в особенности сборник «Листы сада Мории» (1907-1921), похоже, со временем будет включена в русский литературный канон[48].

Как бы то ни было, признание в широком смысле слова не обязательно принимает характер религиозного поклонения, и поэтому будущее рериховского движения предсказать непросто. За последние двадцать лет МЦР сумел стать самой крупной рериховской организацией в России, если не сказать - во всем мире, однако до того, чтобы единолично контролировать все рериховское движение, Центру еще далеко: как в России, так и в соседних регионах существуют самые разные ответвления Агни Йоги, причем некоторые из них относятся к МЦР с нескрываемой враждебностью, а многие вообще не считают себя обязанными проявлять к этой организации какое-либо почтение. Сегодня, в эпоху широкого распространения информации и социальных сетей, оптимальным вариантом развития рериховского движения (так же, как и многих нью-эйдж верований) является, на наш взгляд, сохранение разнообразия и поддержание индивидуализированного синкретизма. При этом невозможно предсказать, какой из вариантов Агни Йоги одержит окончательную победу. Какая версия победит - русофильская или универсалистская? Или они смогут существовать параллельно? 

В некоторые моменты своей жизни Рерих, похоже, предчувствовал подобную судьбу своего движения. Например, в эссе 1935 года «Строитель» он написал:

Может ли сеятель наверное знать, как уродится его посев? Налетит ли град? Достанет ли коней, чтобы вывезти данную жатву? Сеятель может лишь предполагать, но знать ему не дано. Строители чудных храмов, твердынь не знали, будет ли им дано завершить их[49].

Конечно, очень хотелось бы узнать мнение самого Рериха как по поводу МЦР, так и по поводу всех тех конфликтов, которые уже долгое время разворачиваются вокруг его имени (и во имя его дела). Все это спекуляции, но одно можно сказать наверняка: мечтая оставить после себя храм, Рерих хотел, чтобы он был един. Однако, к несчастью для него, перспектива возникновения единого храма Агни Йоги в России остается сегодня столь же туманной, сколь и при жизни Елены Рерих[50].