Смеющаяся гордость рек и озер

Глава первая

Истребление

Писатель: Цзинь Юн

Переводчик: Алексей Юрьевич Кузьмин

Теплый ветер нес смолистую пыльцу цветущей ивы, аромат цветов дурманил людей. Это была настоящая, сверкающая и яркая южная весна. В Фучжоу, что в провинции Фуцзянь， находился большой проезд Западного Дворца - прямой как стрела, вымощенный серо-зеленой брусчаткой, который широко раскинулся, протягиваясь прямо через западные ворота. Перед одним из величественных зданий, справа и слева, стояли два каменных алтаря. На каждом был установлен вертикальный флагшток в два чжана высотой. На вершине флагштока реял флаг небесного цвета. На правом флаге был вышитый желтым шелком, оскаливший зубы и играющий когтями могучий лев. Флаг расправлялся на ветру, и казалось, что лев двигается, будто живой.

Рядом с головой льва, парила, расправивши крылья, пара летучих мышей, вышитых черной шелковой нитью. На левом флаге были вышиты четыре иероглифа «Охранное бюро[1] «Могущество Фуцзяни»», написанные чеканным почерком в стиле «иероглифы, процарапанные железом по серебру».

Над парадными вратами красного лака, искрящимися сверкающими бронзовыми гвоздями, со шляпками величиной с чайную чашку, висела горизонтальная именная доска с теми же иероглифами «Охранное бюро «Могущество Фуцзяни»[2]», написанными золотыми лакированными иероглифами, с приписанными внизу двумя маленькими иероглифами «Главный пункт».

За входом находились две длинные скамьи, где раздельно сидели восемь удальцов, одетых в единую униформу. У каждого спина была напряжена и вытянута в струнку, что выдавало решительность, жестокость, и героическую энергию.
Вдруг с заднего двора раздался топот копыт, восьмеро удальцов вскочили, и быстро выбежали из ворот. Первые, выскочившие из главных ворот, только и увидели, что из западных ворот охранного бюро на проезжий тракт выскочили пятеро всадников.
Первая лошадь была снежно-белой, уздечка и стремена сверкали серебром, в седле был юноша приблизительно 18 – 19 лет, в парчовой одежде, с ловчим соколом на левом плече, драгоценным мечом у пояса, и длинным луком за спиной. Он решительно принуждал лошадь скакать галопом. Позади следовало четверо всадников в одинаковых синих коротких куртках. Пятеро всадников проскакали до главного входа в охранное бюро, трое из восьми молодцов вместе закричали: «Молодой хозяин снова отправился на охоту!». Молодой человек рассмеялся, щелкнул плетью в воздухе. После хлопка лошадь вскинула голову, протяжно заржала, и устремилась по вымощенной серо-зеленой брусчаткой дороге. Один из молодцов закричал вдогонку: «Охранник Ши, сегодня снова найдите дикого кабана, всей компании будет сытное угощение!».
Следующий за молодым человеком сорокалетний мужчина, улыбнувшись, сказал: «С вас достаточно будет и кабаньего хвоста, только сперва не упивайтесь желтым зельем[3]!». Толпа рассмеялась, а пятеро всадников были уже далеко.

Едва пятеро всадников миновали ворота города, молодой мастер Линь Пин-чжи двумя ногами легко пришпорил коня. Копыта белой лошади замелькали, словно она хотела оторваться от земли, и в какой-то момент четверо всадников остались далеко позади. Он въехал на склон горы, подкинул сокола – из леса быстро выбежала пара кроликов.

Юноша стянул со спины лук, из притороченного к седлу колчана вынул стрелу, оперенную орлиными перьями, согнул лук, наложил стрелу. Щелкнул выстрел, один кролик пискнул, и упал. Он хотел выстрелить еще раз, но оставшийся кролик заполз в заросли густой травы и скрылся из виду. Охранник Чжэн подскакал, и улыбнувшись, сказал: «Хороший выстрел, молодой мастер!». И тут послышалось, как подручный Бай Эр[4], въехавший в лес по левую сторону, закричал: «Молодой мастер, быстрее, здесь фазан!». Линь Пин-чжи дал коню скакать дальше, завидев вылетевшего из лесу фазана, приготовил стрелу, но этот фазан уже пролетел над его головой, и стрела не попала в цель. Линь Пин-чжи быстро выхватил кнут, хлестнул в воздухе, повсюду раскатилась мощная звуковая волна, заставившая фазана упасть, и его пятицветные перья рассеялись по четырем сторонам, танцуя в воздухе. Пятеро человек все вместе рассмеялись. Охранник Ши сказал: «Молодой мастер, ты кнутом и грифа собьешь, что говорить о фазане!» Вся пятерка гонялась по лесу за зверьем и птицей. Охранники Ши, Чжен, с подручными Бай Эром, и Чэнь Ци[5] радовали молодого господина, загоняя дичь прямо на него, да и он не плошал. Стреляли две стражи и более, Линь Пин-чжи подстрелил еще пару кроликов и двух фазанов, не хватало только крупных трофеев – кабана или косули. Удовольствие было неполным, и Линь Пин-чжи предложил: «Пойдем поищем еще вперед по переднему склону горы»

Охранник Ши подумал: «Ну, влезем мы в горы, полагаясь на детскую натуру нашего молодого мастера, небо чернеет, до ночи не остановимся, а вернемся домой, снова будем выслушивать упреки жен». Затем он ответил: «Вечереет, в горах полно острых камней, не хочется портить копыта белому скакуну, поспешим, а завтра встанем пораньше, и вернемся, чтобы забить большого кабана».

Он знал, какие слова не говори, будет очень трудно переубедить своенравного молодого господина, но белого коня тот берег, как сокровище, и не мог допустить для него ни малейшей раны. Этого коня звали Давань, бабушка Линь Пин-чжи разыскала его в Лояне за высокую цену, и два года назад подарила ему на семнадцатилетие.

И правда, едва Линь Пин-чжи услыхал, что можно поранить ноги коня, он потрепал его голову, и сказал: «Мой маленький снежный дракон весьма умён, никогда не будет наступать на острые камни, а вот ваши четыре лошади боюсь не пройдут. Хорошо, возвращаемся, пока Чэнь Ци не разбил себе зад». Пятеро громко расхохотались, и, смеясь, развернули коней. Линь Пин-чжи послал лошадь галопом, но стал возвращаться не прежним путем, а севернее, быстрая езда уже не так радовала, он придержал лошадь, и стал ехать медленнее. Тут показалась вывеска придорожного трактира. Охранник Чжэн сказал: «Молодой мастер, не пропустить ли нам по стаканчику? Свежее мясо кролика, дикой куропатки, так хорошо жареные под винным соусом!» Линь Пин-чжи смеясь, заметил: «То, что вы со мной ездите на охоту – это прикрытие, истинная ваша цель – выпить вина! Если не дать вам выпить сейчас, то завтра вы, лентяи, со мной не захотите ехать». Придержал лошадь, легко спрыгнул с коня, и медленной походкой пошел в кабачок. Раньше, владелец кабачка Лао Цай, сразу выхватывал из его рук уздечку: «Молодой господин сегодня настрелял так много дичи! Это мастерство стрельбы просто божественно, редко встречается в нашем мире!» - это была привычная лесть. Но когда вошли внутрь кабачка, внутри все было тихо, только заметили перед цзёлу - подогревателем для вина, девчушку в зеленой одежде, с волосами, убранными в прическу «двойной узел», с двумя шпильками, полностью сосредоточенную на приготовлении вина, и не обернувшуюся к вошедшим. Охранник Чжэн сказал: «Лао Цай, почему не выходишь принять лошадей?». Бай Эр и Чэнь Ци вытащили скамью, рукавами протерли ее от пыли, и усадили Линь Пин-чжи. Охранники Ши и Чжэн сели рядом, как министры подле государя, а слуги уселись поблизости. Из внутренних покоев раздались звуки кашля, вышел седой старик, произнес: «Уважаемые посетители, прошу садиться, не изволите выпить вина?». Он говорил с северным акцентом.

Охранник Чжэн произнес: «Если не вино, чай что ли пить? Сначала выставь нам три цзиня «Зеленого бамбука». Лао Цай куда делся? Почему? Этот кабачок сменил хозяина, что ли?»

Старик откликнулся: «Да, да, Ван Эр, три цзиня «Зеленого бамбука». Без утайки скажу уважаемым гостям: несчастный старик по фамилии Са, изначально является уроженцем этих мест, сам смолоду уехал по торговым делам, сын и невестка умерли, подумал: «У дерева высотой в тысячу чжанов листья, опадая, возвращаются к корням», так сразу взял внучку, и вернулся в родную волость. Подумать только, более сорока лет, как покинул семью, в родной волости ни одного друга или родственника не осталось. Только что здешний хозяин винной лавки Лао Цай решил больше не работать, и продал ее за тридцать лян серебра несчастному старику.

Увы, наконец вернулся к родным краям, услышал родной говор, в сердце своем говорю, а издаю звуки неправильно, стыдно ужасно, несчастный старик самого себя не может назвать».

Девчушка в зеленом платье, опустив голову, принесла деревянный поднос, поставила перед Линь Пин-чжи и остальными чашки и палочки для еды, выставила на стол три горшка с вином, все так же, не поднимая головы, и так же убралась, от начала до конца не смея и взглянуть на гостей.

Линь Пин-чжи заметил, что телосложение у девушки очень изящное, но кожа смуглая и грубая, на лице было немало шрамов от оспы, выражение лица уродливое, казалось, что она впервые занимается продажей вина, манеры очень скованные, но это его в данный момент не озаботило.

Охранник Ши взял одного фазана, и одного кролика, предал их старику Са, и приказал: «Обдери их начисто, и пожарь в двух больших плошках!». Старик Са ответил: «Да, да, господа могут налить вина, сначала взять говядины, фасоль и арахис!».

Вань Эр, не дожидаясь господских приказов, начала подавать говядину, бобы, и тому подобное на стол. Охранник Чжэн произнес: «Это князь Линь, молодой хозяин охранного бюро «Могущество Фуцзяни», молодой герой, справедливый рыцарь, легко расстающийся с деньгами. Если вы эти два блюда зажарите так, что придется по вкусу молодому господину, то свои тридцать лян серебра, вложенные в основной капитал, за пару месяцев вернете с прибылью!». Старик Са откликнулся: «Да, да! Спасибо, премного благодарен!». Подхватил зайца с фазаном, и ушел.

Охранник Чжэн налил Линь Пин-чжи, охранник Ши сам налил себе стакан вина, поднял кубок, запрокинув шею, выпил одним глотком, вытянув язык, облизал губы и сказал: «Кабачок сменил хозяина, но вкус вина в целом, прежний!». Он налил еще стакан, и только собрался выпить снова, но внезапно донесся топот лошадиных копыт, и еще две лошади примчались с севера по официальной дороге.

Две лошади подскакали очень быстро, сразу достигли кабачка, и снаружи послышалось: «Здесь винная лавка, пойдем, пропустим пару чашек!». Охранник Ши по речи определил уроженцев Сычуани, обернулся и увидел двух молодцов, одетых в длинные зеленые хлопковые халаты, привязывающих лошадей к большому баньяну, растущему перед кабачком. Вошедшие бросили быстрый взгляд на Линь Пин-чжи, и сразу сели на сучковатые сиденья. Головы у этих двоих были обернуты белыми повязками, все тело целиком в зеленой одежде, кажется, что одеты благовоспитанно, но обнаружилось, что ниже голых голеней обуты в простые пеньковые туфли.

Охранник Ши знал, что сычуаньцы все одеваются таким образом, а ношение белой повязки для сычуаньцев – это знак траура по Чжугэ Ляну, который, хоть и умер тысячу лет назад, но все еще широко почитается святым воинским князем, и белые повязки все еще носят из любви к нему.

Линь Пин-чжи не мог не удивиться, в сердце подумал: «Эти двое то ли гражданские - то ли не гражданские, то ли военные – то ли не военные, с виду необычайно странные». И тут молодой удалец начал кричать: «Несите вино! Несите вино! Проклятие, в Фуцзяни гор полным-полно, мы и сами устали, как лошади!».

Вань Эр, опустив голову, подошла к столу с двумя людьми, тихо прошептала: «Хотите какого вина?». Звук был низким, но очень чистый и приятный. Молодой удалец поколебался, внезапно вытянул правую руку, приподнял подбородок Вань Эр, рассмеялся: «Как жаль, как жаль!».

Вань Эр справилась с испугом, поспешила обратно. Другой человек, рассмеявшись, пошутил: «Брат Ю, у этой девушки тело как цветок, таких поискать, но личико – как в шпорах по грязи потоптались, или как шкурка граната. Проклятие, просто как шершавый пеньковый лист». Тот, что с фамилией Ю, рассмеялся еще громче.

Линь Пин-чжи вскипел от гнева, тяжело хлопнул по столу правой рукой, и вскричал: «Что такое, два собачьих сына, слепые щенки, а приехали к нам в Фучжоу, и давай безобразничать!». Тут тот молодой удалец, что с фамилией Ю, и говорит: «Цзя Лао Эр, тут народишко уличной бранью ругается, угадай, что это за «Туэрфу»[6] – князь-кролик тут так разругался?». Линь Пин-чжи красотой пошел в мать, был пригож собой, в обычное время и за простой взгляд искоса, за «прищуренный глаз, кривую бровь» не мог не дать пощечину, как ему было теперь удержаться, когда его «Туэрфу» обозвали? Подхватил со стола оловянный кувшин с вином, да и бросил в голову. Удалец по фамилии Ю уклонился, кувшин с вином вылетел прямо через дверь кабачка на травку, и вино полилось орошать землю. Охранник Ши с охранником Чжэном вскочили наперехват тем двоим, и встали перед ними.

Тот, что с фамилией Ю вновь рассмеялся: «Этот паренек, ежели на сцене споет «Хуадань»[7], то точно будет привлекать людей, а вот драться – это ему успеха не принесет!». Охранник Чжэн тут как заорет: «Перед тобой молодой хозяин охранного бюро «Могущество Фуцзяни»! Ты, верно, смелостью Небо превзошел, что хочешь, чтобы «Дух Тайсуй тебя вбил с головой в землю!». Только слово «земля» произнес, и левым кулаком как двинет ему в лицо! Тот Ю поднял левую руку, перехватил охранника Чжэна у места, где пульс определяют, с силой потянул. Охранник Чжен не устоял, на стол полетел. Этот Ю тут же левым локтем нанес чудовищный удар по затылку охранника Чжэна, раздался треск, столешница разломалась, и человек, и стол рухнули. Хотя Чжэн в охранном бюро «Могущество Фуцзяни» и не считался хорошим мастером, но все же не был он и совсем уж «бесполезным парнем с красивыми ножками». Охранник Ши увидал, как его сбил одним махом этот человек, и едва заметил, что тот вновь вызывающе поднял голову, спросил: «Осмелюсь спросить, уважаемый, Вы кем будете? Поскольку вы являетесь членом сообщества мастеров боевых искусств, трудно представить, что Вы не имеете представления об охранном бюро «Могущество Фуцзяни». Этот Ю с ледяной усмешкой сказал: «Могущество Фуцзяни»? Никогда раньше не слыхал! А что это такое?».

Линь Пин-чжи выпрямился во весь рост и закричал: «Поколочу щенка!». Левой ладонью вышел с ударом, и сразу применил трюк из семейного стиля «Ладони, переворачивающие Небо» - из под основания левой ладони правой ладонью проатаковал - применил прием «триграммы Цянь и Кунь в облаках». Тот Ю и говорит: «Один цветочек поутру упал, а за ним и второму пора», ладонью отмахнулся, и правой рукой сцапал Линь Пин-чжи за плечо. Линь Пин-чжи правым плечом слегка осадил вниз, размахнулся, и ударил левым кулаком. Этот Ю наклоном головы избег удара, но Линь Пин-чжи внезапно раскрыл кулак, преобразовав его в ладонь, сменил траекторию удара с прямой на поперечное сбивание, применив прием «Среди росы увидеть цветок», и с громким хлопком ударил прямо по уху. Ю пришел в бешенство, «летящей стопой» пнул Линь Пичжи. Линь Пин-чжи резко уклонился вправо и тоже лягнул ногой. В это время охранник Ши схватился со вторым противником по фамилии Цзя, Бай Эр помог подняться охраннику Чжэну. Охранник Чжэн, ругаясь через разбитый рот, ударил Ю спереди, так, что тот попал одновременно между двух противников. Линь Пин-чжи ему и говорит: «Помоги охраннику Ши, с этой собакой я управлюсь». Охранник Чжэн понял, что он хочет одержать чистую победу без помощи посторонних, и, подхватив с пола ножку сломанного стола, обрушил ее на голову молодца по фамилии Цзя.

Двое подручных выбежали за дверь, один с седла снял длинный меч Линь Пин-чжи, другой схватил охотничью рогатину, и начали ругать молодца Ю. Оба слуги в охранном агентстве считались весьма посредственными мастерами боевого искусства, но кричать они умели, и глотки у них были крепкие. Они ругались на Фучжоуском диалекте, из которого сычуаньцы не поняли ни слова, но общий смысл, что их не хвалят, до них дошел.

Линь Пин-чжи использовал одну за одной формы из наследственного отцовского стиля «Ладоней, переворачивающих Небо», и приемы получались. Обычно он разбирал эти приемы с телохранителями из охранного бюро. В этот раз эго метод ладоней поначалу был действительно неординарным, но на втором подходе из всех охранников бюро любой сравнился бы с этим молодым соперником едва бы на треть, и он решил избавиться от этих дурней, так как в столкновении с этим твердым орешком, его опыт рукопашной схватки явно оказался недостаточным. Хотя в городе Фучжоу и окрестностях, стычки с местными головорезами были не часты, эти недоделки, эти кошки с тремя ногами, все же иногда нарывались. Но он владел техникой семейства Линь, кто мог ему противостоять? Две позиции, три взмаха, и все разбегаются, с подбитыми глазами и текущими носами. Но в этот раз высокомерие Линь Пин-чжи постигло жесткое разочарование. В этой схватке они скрещивали руки уже более десяти раз, и постепенно Линь Пин-чжи почувствовал, что его противник только становится все более жестким. Размахивая руками, тот бормотал: «Братишка, чем больше за тобой наблюдаю, тем больше убеждаюсь, что ты не мужчина, а крупная девушка, переодевшаяся в мужской костюм. Твои щечки и белы, и красны, дай-ка мне личико понюхать, проклятье! Мы не должны драться, согласна?».

Линь Пин-чжи кипел от гнева, скосив глаз, он заметил, что оба телохранителя, Ши и Чжэн вместе дерутся с тем, по фамилии Цзя, и снова падают, как под ветром. Охранник Чжэн получил тяжелый ударом кулаком по носу, из носа лило вовсю, подол его одежды был залит свежей кровью. Линь Пин-чжи выкинул ладонь еще быстрее, и внезапно дал этому Ю по уху мощным ударом, сопровождаемым громким хлопком. Этот Ю пришел в великий гнев, и заорал: «Не знал, что ты такой скверный сын черепахи, проклятье, я на тебя смотрел, как на девчонку, играл с тобой, черепаший сын, но теперь уже, проклятье, получай по-настоящему!». Кулачная техника вдруг изменилась, подобно налетевшему внезапному дождю с бешеным ветром, и посыпались удары то по верхнему, то по нижнему уровню. Оба в пылу борьбы оказались снаружи кабачка. Линь Пин-чжи заметил, что противник наносит удар прямо «во дворец» - середину груди, вспомнил отцовские наставления по тактике «сбрасывания», сразу протянул левую руку, чтобы блокировать, с помощью кулака с силой отразил наружу. Но оказалось, что сила этого Ю непомерно велика, и блок не сработал. Прямо в середину груди громыхнул удар кулаком. Тело Линь Пин-чжи вспыхнуло, его противник левой рукой схватил его за воротник. Этот человек тягой вниз принудил Линь Пин-чжи согнуться, затем правой рукой провел прием «удушение -железный дверной порог», поперек его шеи. Бешено смеясь, он сказал: «Черепаший сын, трижды поклонишься мне, и трижды назовешь хорошим дядей, тогда отпущу!».

Охранники Ши и Чжэн перепугались, бросили своего противника, пытаясь спасти хозяина, но этот Цзя использовал и руки и ноги, не давая им оторваться. Подручный Бай Эр, поднял охотничью рогатину, приставил этому Ю позади сердца, и закричал: «Не отпустишь? Да у тебя, в конце концов, сколько мозга…». Но этот Ю левой ногой провел обратный удар, выбил рогатину на несколько чжанов, и в единой связке провел удар правой ногой, да так, что Бай Эр кубарем перевернулся семь или восемь раз, и потом долго не мог подняться. Чэнь Ци разрывая рот, стал извергать проклятия: «Черная черепаха, твою мать, чтоб ее в самую сердцевину, твою бабушку, чтоб ее в жемчужину!». Ругнется разок, отступит разок, обругал так раз восемь или девять, да и на тоже количество шагов назад отступил.

Этот Ю, смеясь, сказал: «Большая девушка, будешь кланяться или нет?». Он прижал голову Линь Пин-чжи вниз, чем сильнее давил, тем ниже она опускалась, так что лоб несколько раз почти касался земли. Линь Пин-чжи, защищаясь, пытался бить кулаком в подбрюшье, но постоянно не доставал на несколько вершков, и способа достать не было. Он почувствовал странную боль, будто кости шеи вот-вот сломаются, перед глазами закружились золотые звездочки, а в ушах громко звучал шум, подобный дуновению ветра под перьями множества птиц. Он беспорядочно бил и хватался руками, неожиданно нашарил на своем собственном бедре нечто твердое, не разобравшись в панике, что это за вещь, легко вытащил, и с силой послал вперед, вонзив в подбрюшье этому молодцу Ю.

Молодец по фамилии Ю громко закричал, всплеснув руками, выпустил Линь Пин-чжи, отступил на пару шагов. На его лице появилось выражение крайнего ужаса, едва он взглянул на кинжал, торчащий в нижней части его живота по самую рукоятку. Он стоял лицом к западу, и вечернее солнце светило на золотую рукоятку кинжала, блестевшую в его лучах. Он раскрыл рот, собираясь что-то произнести, но не сказал ничего, протянул руку, чтобы вытащить кинжал, но не решился. Линь Пин-чжи тоже перепугался, его сердце было готово выскочить через рот из груди, он быстро сделал несколько шагов назад. Тот, что с фамилией Цзя, и оба охранника, Ши и Чжэн остановили драку, и с выражением крайнего ужаса уставились на молодца Ю. Только и увидели, как тот несколько раз покачнулся всем телом, правой рукой взялся за рукоятку кинжала, с силой вытянул, и сразу свежая кровь брызнула на несколько локтей наружу. Видевшие это люди, громко закричали. Тот молодец Ю проговорил: «Цзя, Цзя, отцу скажи за… за... меня отом…» правой рукой махнул назад, выбрасывая кинжал. Тот Цзя вымолвил: «Брат Ю, брат Ю», быстрым шагом бросился прочь. Ю рухнул на землю, перевернулся, судорожно дернулся несколько раз, и уже более не двигался.

«Хватайте дружка», - произнес глухим голосом охранник Ши, метнулся к лошади, и схватил в руки клинок. Он имел богатый опыт разборок, и, видя убийство, понимал, что теперь этого Цзя нельзя не убить. Тот Цзя внимательно всмотрелся в Линь Пин-чжи, подхватил брошенный кинжал, бросился к лошадям, прыгнул на спину лошади, не развязывая поводьев, отрезал их одним взмахом кинжала, ногами поддал лошади, послал ее галопом на север, и скрылся.

Чэнь Ци подошел к трупу этого Ю, пнул его ногой, труп перевернулся, и стала видна рана, из которой по-прежнему с бульканьем выливалась свежая кровь, а затем сказал: «Ругая нашего молодого мастера, не терпелось тебе с жизнью расстаться? Вот и получил по заслугам!». Линь Пин-чжи ранее не случалось людей убивать, и сейчас он перепугался, на лице ни кровинки, дрожащим голосом произнес: «Ши, наставник Ши, так … так … что же делать? Я вовсе… вовсе не хотел его убивать!».

Охранник Ши про себя размышлял: «Охранное бюро «Могущество Фуцзяни» уже три поколения ведет охранную деятельность, в стычках среди рек и озер убийство – вещь неизбежная. Но этот погибший вовсе не преступное отребье, к тому же, в основном убивают в высоких горах или густых лесах, убили, потом похоронили - вот и все дела, и никогда раньше не было, чтобы охранники из бюро «Могущество Фуцзяни» официально провозглашались как бандиты, как это может понравиться? Однако на этот раз убитый совершенно очевидно не бандит, место вблизи от города, человеческая жизнь – не мелочь, что говорить о молодом мастере охранного агентства, даже губернатору, если его сын совершит убийство, не получится легко отделаться». Хмуро сказал: «Мы должны побыстрее затащить труп в кабачок, здесь рядом большой тракт, не нужно позволять людям на это глазеть».

К счастью, в это время уже темнело, и на дороге не было ни одного постороннего человека. Бай Эр и Чэнь Ци затащили тело в кабачок. Охранник Ши шепотом спросил: «Молодой мастер, есть при себе серебро?». Линь Пин-чжи засуетился: «Есть, есть, есть!», - он покопался и вытащил из-за пазухи где-то двадцать лян серебра. Охранник Ши протянул руку и взял их, вошел в кабачок, и, положив на стол, обратился к старику Са: «Старина Са, эти посторонние путники приставали к твоей молодой родственнице, мой молодой господин заступился за нее, не мог иначе, и только что был вынужден убить его. Мы все видели это своими глазами. Это дело и вас лично касается, если возникнут проблемы, то никто в стороне не останется. Эти деньги ты используй, сейчас парни похоронят труп, а потом будем потихоньку думать, как замять дело». Старик Са ответил: «Да! Да! Да!».

Охранник Чжэн добавил: «Для нас, охранников агентства «Могущество Фуцзяни», вне несения охранной службы прибить нескольких лесных разбойников – обычное дело, пустяковина! Эти две сычуаньские крысы чертовой украдкой пробрались сюда. На мой взгляд, никакие это не великие пираты рек и океанов, а любители цветок сорвать, специалисты воровского дела, прибывшие в префектуру Фучжоу для преступления. Молодой хозяин избавил провинцию Фучжоу от этого опасного негодяя, и конечно, заслуживает официальной награды, но молодой мастер не планирует предавать это дело широкой огласке. Старик, ты держи свой рот плотно закрытым, а коли что из него вылетит, то мы будем говорить, что два разбойника вынудили тебя незаконно завладеть лавкой, чтобы ты стал их осведомителем, вот так. Прислушайся к своему акценту, и полслова не похоже на речь местных жителей. В противном случае, с чего это этим двум приезжать ни раньше, не позже, как ты открыл здесь свой трактир, разве бывают в Поднебесной такие совпадения?». Старик Са только и повторял: «Не осмелюсь говорить, не осмелюсь говорить!».

Охранник Ши взял Бай Эра и Чэнь Ци, и они похоронили тело позади кабачка, в огороде. Потом они мотыгами тщательно закидали кровавые следы перед входом в кабачок. Охранник Чжэн старику Са сказал: «Если в течении десяти дней мы не услышим, что от вас какие-либо новости просочились, то пришлем еще 50 лян серебра, чтобы вы сделали гроб. А если ты будешь языком чушь нести, хм, под саблями охранного бюро «Могущество Фуцзяни» полегло злодеев поменьше тысячи, но восемь сотен будет, а убить вас – старого да малую, так в огороде места для еще двух трупов вполне найдется!». Старик Са отвечал: «Премного благодарен, премного благодарен! Не смею говорить, не смею говорить!».

Задержались, чтобы управиться как следует, небо уж почернело. Сердце у Линь Пин-чжи сжалось, он был охвачен трепетом и волнением. Едва вошел он в главный зал охранного бюро, и сразу увидел отца, сидящего в церемониальном кресле и медитирующего с закрытыми глазами. Линь Пин-чжи придал голосу неопределенное выражение и позвал: «Батюшка!».

 Линь Чжэнь-нань с удовлетворенным видом спросил: «Поохотился? Кабана добыл?». Линь Пин-чжи только и сказал: «Нет». Линь Чжэнь-нань поднял руку с курительной трубкой, и внезапно атаковал его плечо, со смехом крикнув: «Прошел прием!». Линь Пин-чжи знал, что отец часто внезапно проверяет собственное гунфу, как обычно, он увидел, что тот использует двадцать шестой прием из техники «Меча, пресекающего зло», под названием «Метеор - Падение летящей огненной звезды». Следовало отвечать шестнадцатым приемом - «Распускающийся цветок смотрит на Будду», но в это время его душа и разум были в смятении, как сказать отцу об этом убийстве в маленьком кабачке, что он предпочел принять на себя удар трубкой, не посмев уклониться, и только позвал: «Батюшка!».

Линь Чжэнь-нань, собирался трубкой ударить сына в плечо, но остановил удар в трех вершках от его одежды, спросив: «В чем дело? Среди «рек и озер» - в мире странствующих удальцов, если бы ты был столь медлителен и туп, ты бы уже лишился руки». Хотя в словах был упрек, на лице по-прежнему оставалась улыбка. Линь Пин-чжи только и сказал: «Слушаюсь!», - погрузил левое плечо, плавно прокрутился корпусом, выходя отцу за спину, по пути подхватил с чайного столика щетку из петушиных перьев на тонкой тросточке, затем провел укол в отцовскую спину напротив сердца – это как раз и был прием «Распускающийся цветок смотрит на Будду». Линь Чжэнь-нань кивнул и рассмеялся: «Это то, что надо!». Отразил трубкой удар, использовав прием «Играть на флейте над рекой». Линь Пин-чжи оживился, и с помощью приема «Фиолетовая дымка появляется на востоке» разорвал дистанцию. Отец и сын отработали около пятидесяти приемов, после чего Линь Чжэнь-нань болезненно ткнул сына трубкой под грудь, так что Линь Пин-чжи не смог защититься. Касание было легким, но правая рука онемела, и щетка из петушиных перьев выпала наземь. Линь Чжэнь-нань рассмеялся: «Очень хорошо, очень хорошо, в этом месяце приходи каждый день, чтобы совершенствоваться, и будет продвижение, а то сегодня у тебя более четырех приемов сорвалось!».

Обернувшись, сел в кресло, над трубкой поплыл дымок, сказал «Пин Эр, хочу чтобы ты узнал, что наше охранное бюро получило сегодня хорошие новости!». Линь Пин-чжи высек огонь для освещения отцовской корреспонденции, спросил: «Отец снова получил большое дело?». Линь Чжэнь-нань покачал головой и рассмеялся: «Нужно только, чтобы у нас в охранном агентстве была крепкая основа, и тогда нужно ли будет бояться, что крупный заказ не появится у дверей? Бояться надо, если крупный заказ появится, а мы не сможем его выполнить!». Он выпустил изо рта длинную струю дыма и сказал: «Только что охранник Чжан принес письмо из Хунани, в котором говорится, что господин Ю, настоятель храма Сунфэн[8], руководитель даосской фракции Цинчэн из Сычуани, принял наши подарки. Линь Пин-чжи, едва услышал «Сычуань» и «настоятель Ю», так у него и сердце оборвалось, он лишь сказал: «Получил наши подарки?».

Линь Чжэнь-нань сказал: «О делах нашего охранного агентства я тебе прежде не много говорил, да ты бы и не понял. Но ты постепенно взрослеешь, и отец, который тащит на себе множество дел, отныне потихоньку будет перекладывать их на твои плечи, а дел, требующих внимания, очень много. Сынок, три поколения мы занимаемся охраной, во-первых, полагаясь на великие имена прадедов, во-вторых, на передаваемое семейное искусство, к которому нельзя относиться с небрежностью, и так смогли добиться ситуации, что теперь наше охранное агентство стало непревзойденным в Цзяннани - к югу от Великой реки. На реках и озерах, едва упомянут эти четыре иероглифа «Охранное бюро Могущество Фуцзяни», так сразу все поднимают большие пальцы и говорят в один голос: «Счастливая энергия», «Престижный и могущественный стиль!». На Реках и Озерах двадцать процентов успеха зависят от имени, еще двадцать - от мастерства, а остальные шестьдесят – от симпатий удальцов «белого и черного пути» - честных мастеров и бандитов. Ты подумай, наше бюро «Могущество Фуцзяни» сопровождает караваны в десяти провинциях, если бы в каждой поездке с другими людьми пришлось вступать в смертельные противоборства, сколько жизней было бы утрачено? Да просто посчитаем, если в каждую экспедицию придется сражаться, и только побеждать, все равно, как говорится, «на тысячу убитых врагов потеряешь своих восемь сотен ранеными», и будут убитые и раненные телохранители, то на одни только пенсионные выплаты семействам выручки от сопровождения не хватит. И для нашей семьи, какое тут будет процветание? Таким образом, чтобы наскрести на питание в нашем охранном деле, прежде всего, нужны люди с квалификацией, открытые и доброжелательные, это «дружелюбие» - два иероглифа, и они важнее, чем мастерство владения честной саблей и честным копьем». Линь Пин-чжи только и вымолвил: «Да».

Если бы раньше отец сказал ему, что собирается постепенно перекладывать на его плечи бремя ответственности за дела охранного бюро, его радости не было бы предела, и он говорил бы об этом с отцом без устали. Но сейчас в его душе царила полная неразбериха, мысли бились, как «пятнадцать ведер в одном колодце», и все, о чем он мог думать, составляли несколько слов: «Сычуань», и «настоятель Ю».

Линь Чжэнь-нань снова выпустил облако дыма и продолжил: «Твой отец изучал боевое искусство под руководством твоего прадеда, непревзойденного в своих победах, и конечно, не сравнится мастерством с твоим дедом, однако, справляется с делами охранного агентства, хотя и можно сказать, что опирается на «силу отцов и победы предков». От Фуцзяни на Юг до Гуандуна, на север до Чжэцзяна и Ганьсу, в этих четырех провинциях твои предки смогли распространить свое ремесло. Шаньдун, Хэбэй, Хунань и Хубэй, Цзянси и Гуанси – эти шесть провинций Поднебесной добавлены руками твоего отца. В чем тут секрет? Говоря завуалировано, это не что иное, как «Заводи побольше друзей, поменьше наживай врагов» - вот восемь иероглифов успеха. «Фу Вэй», «Счастье» и «Могущество». Сначала иероглиф «Фу» - «Счастье». Потом иероглиф «Вэй» - «Могущество». Так что можно сказать, что энергия «Счастья» важнее, чем энергия «Могущества». Энергия счастья как раз и происходит от восьми иероглифов: «Заводи побольше друзей, поменьше наживай врагов». Если «Могущество» поставить впереди «Счастья», то как же могущество может дать счастье? Ха-ха-ха-ха! Линь Пин-чжи рассмеялся вместе с отцом, но в его смехе счастья совсем не было. Линь Чжэнь-нань вовсе не замечал волнения сына, и продолжал: «Древние говорили: «Завоевать Луншань легко, а в Сычуани много проблем»[9]. Твой отец довольно легко закрепился в Хэбее, теперь предстоит взглянуть на изобилующую сложностями Сычуань. Наш путь лежит на запад от Фуцзяни, от Цзянси, потом Хунань, вплоть до провинции Хубэй. Здесь мы приостановились, но что нам мешает продвинуться дальше вверх по реке, в Сычуань? Сычуань – это изобильная страна, где мы можем разбогатеть и достичь процветания. Если мы проложим маршрут в Сычуань, то к северу – Шэньси, к югу – Юннань, и таким образом, это уже тройной успех. Повозкам нашего агенства «Могущество Фуцзяни» пройти Сычуань, эти земли «крадущегося тигра, затаившегося дракона», где множество высоких мастеров, невозможно без договора с фракциями Цинченшань и Эмэйшань[10]. Я начал игру три года назад, и каждый год весной и осенью, на праздники посылал дары в даосский храм «Соснового ветра» - «Сунфэн гуань»[11] что на горе Цинчэншань, и в буддийский храм «Золотой вершины» - «Цзиньдин сы»[12], что в горах Эмэйшань, но их руководители до сих пор ничего не принимали. Люди из фракции Эмейшань, хотя бы соглашались встретиться с нашими посыльными, немногими словами выражали благодарность, приглашали отведать немного вегетарианских блюд, а потом отправляли наши подарки обратно, с ненарушенными печатями. А что касается наставника Ю из храма Сунфэн, а это действительно могучий человек, то едва наши посыльные достигнут плоскогорья, как им преграждают проезд, и говорят что наставник Ю за закрытыми дверьми сидит в созерцании, внешних гостей не привечает, в созерцании «собирает сотню вещей»[13], и подарков не принимают. Наши посыльные, не говоря уж о том, чтобы увидеть наставника Ю, даже «на какую сторону выходят главные ворота» - и то не узнали. И каждый раз возившие подарки посыльные рассерженными возвращались назад. Они говорили, что если бы я им не наказывал строжайшим образом, независимо от того, что представители противоположной стороны непочтительны, все равно проявлять уважение, они бы не смогли выдержать эти поношения, и удержаться от ругани, не поминая «Небо-отца и Землю-матушку». Только и боялись крупных разборок, ибо имели уже некоторый опыт таковых».

Сказав это, он стал очень доволен, поднялся, выпрямился, и продолжил: «Ты знаешь, на этот раз, настоятель Ю неожиданно принял наши подарки, да еще и послал четверых именитых учеников в Фуцзянь, чтобы совершить ответные поклоны…» Линь Пин-чжи сказал: «Четверо? Разве не двое?». Линь Чжэнь-нань сказал: «Точно, четверо именитых учеников! Ты подумай, наставник Ю так долго медлил с этим торжественным событием, разве это не предел блеска для облика нашего охранного агентства «Мощь Фуцзяни»?». Я уже разослал с лучшими скакунами вести в наши отделы в провинциях Цзянси, Хунань и Хэбэй, чтобы обеспечить достойный прием этим четырем почетным гостям из фракции Цинчэн. Линь Пин-чжи вдруг спросил: «Отец, сычуаньцы называют других людей «Гуй цзыр»[14] (черепаший сын) а себя при этом именуют «Лао Цзы?»[15]. Линь Чжэнь-нань рассмеялся: «Сычуаньские грубияны так говорят! Да где в Поднебесной есть места без грубых людей? Это люди с несдержанным грязным ртом, разумеется. Ты небось, услыхал эти слова, когда наши охранники в поездках в азартные игры на деньги играли, что так хорошо расслышал? Но почему ты это спрашиваешь?».

Линь Пин-чжи пробормотал: «Пустяки, ничего!». Линь Чжэнь-нань сказал: «Когда приедут эти четверо именитых учеников из Цинчэна, ты должен сойтись с ними поближе, поучись у них знаменитым приемам, завяжешь знакомство с этими четырьмя друзьями – в будущем получишь неисчерпаемую пользу!».

Отец с сыном поговорили еще немного, а Линь Пин-чжи все не решался признаться. Он не знал, нужно или нет говорить отцу о деле с убийством. В конце концов, он решил прежде рассказать обо всем матери, а уж потом отцу. Поужинали, Линь Чжэнь-нань с семейством втроем сели в заднем зале поболтать, Линь Чжэнь-нань решил посовещаться с супругой – у старшего шурина в начале шестого месяца день рождения, нужно готовить подарки. Надо попросить в Лояне, чтобы родственники со стороны отца жены, «Князя золотой сабли», посмотрели, приглядели бы что-нибудь такое, что нелегко найти. Говорили об этом, вдруг послышался гомон, топот быстрых шагов нескольких человек, стремительно входящих внутрь. Линь Чжэнь-нань нахмурился, сказал: «Непорядок!», - и тут показались трое слуг, стремительно вбежавших внутрь.

Стоящий во главе их прислужник, задыхаясь, отчаянно произнес: «Нач.. начальник охранного бюро…». Линь Чжэнь-нань закричал: «Из-за чего этот переполох?». Прислужник Чэнь Ци сказал: «Бай… Бай Эр мертв». Линь Чжэнь-нань подавил испуг, спросил: «Кто его убил? Вы на деньги играли, поссорились – так или не так?». Про себя сердито подумал: «Эти молодцы среди рек и озер на воле избаловались, в самом деле, ими нелегко управлять. Дело не дело – сразу вытаскивают ножи, кулаки в ход пускают, а ведь здесь правительственная резиденция, выйдет убийство – начнутся большие проблемы». Чэнь Ци сказал: «Нет, не так. Только что Сяо Ли пошел до ветру, глянь – прислужник Бай Эр лежит около уборной в огороде. На теле ни царапины, а весь уже ледяной, не понять, от чего умер. Боимся, не возникла ли какая эпидемия». Линь Чжэнь-нань перевел дух, на сердце сразу полегчало, сказал: «Я пойду посмотрю», - и сразу пошел в огород, а Линь Пин-чжи за ним. Пришли в огород, увидали семь или восемь охранников с подручными, стоящими в тесном кругу. Толпа увидала, что пришел начальник охранного бюро, и все расступились. Линь Чжэнь-нань увидел труп Бай Эра, увидал, что тот уже раздет, на теле вовсе нет следов крови, обратился с вопросом к стоящему рядом охраннику Чжу: «Ранений на теле нет?». Охранник Чжу отвечал: «Я все тщательно исследовал, на всем теле ни одной малейшей царапины нет, и похоже, что яд тожде не применялся». Линь Чжэнь-нань, покачав головой, сказал: «Сообщите счетоводу, господину Дуну, скажите ему, что предстоит провести похороны Бай Эра, пусть пошлет его родным сотню лян серебром».

Из-за болезни умер один прислужник - Линь Чжэнь-нань не стал принимать это близко к сердцу, развернулся обратно к большому залу, увидал сына и спросил: «Бай Эр сегодня с тобой ездил охотиться?». Линь Пин-чжи сказал: «Отправлялся, когда возвращались, был в полном порядке, и подумать не могли, что приключится такая внезапная болезнь». Линь Чжэнь-нань хмыкнул: «Эн», и произнес: «В этом мире и радости, и несчастья - все происходит внезапно. Я всегда хотел пробить дорогу в Сычуань, только боялся, что потребуется еще десять лет трудиться, можно ли было предугадать, что настоятель Ю неожиданно поддастся внезапной прихоти, «что кровь ему прильет к сердцу», и он, не считая того, что примет мои подарки, еще и пошлет четверых братьев-учеников, долгим путем в тысячу ли принести ответный поклон». Линь Пин-чжи сказал: «Отец, хотя клан Цинчэн в мире воинских искусств является великой школой, охранное бюро «Могущество Фуцзяни» и великое имя отца среди «рек и озер» тоже не считаются слабыми. Мы каждый год присылали подарки в Сычуань, настоятель Ю послал к нам людей только для того, чтобы вернуть ответный долг вежливости». Линь Чжэнь-нань рассмеялся: «Что ты знаешь? Сычуаньские фракции Цинчэн и Эмэй имеют вековую историю. Во вратах школ талантов не счесть, их реально нелегко превзойти. Хоть они и не опережают Шаолинь[16] и Удан[17], но по сравнению с фракциями школ фехтования пяти твердынь – Суншань, Тайшань, Южная Хэншань[18], Хуашань и Северная Хэншань – это практически одно и тоже. Твой предок, Юань Ту Гун, записал 72 дорожки «методов меча, отвергающего зло», и в те годы он был грозой Поднебесной. Вправду говорили, что он бился повсюду в Поднебесной, и нигде не встречал достойных противников, его искусство передавалось от поколения к поколению, но никто из потомков не сумел превзойти мощь Юань Ту Гуна, а твой отец, опасаюсь, еще чуть-чуть им уступает. Три поколения семейства Линь передают традицию только одному наследнику, а сторонних учеников не берем никого. Наши оба деда не смогли добиться, чтобы в семье было много людей, а где семьи многочисленны, там и людей много, и сила велика».

Линь Пин-чжи сказал: «Среди наших подразделений в десяти провинциях есть тьма героев и удальцов, если собрать их вместе, разве они уступят какому-то там Шаолиню, Удану, Эмэю, Цинчэну, или школам фехтования пяти твердынь?».

Линь Чжэнь-нань, смеясь, отвечал: «Сынок, с папой ты можешь такие слова говорить, конечно, это не опасно. Но если на людях такое сболтнешь, то не миновать беды. У нас восемьдесят четыре бойца-охранника в десяти филиалах, у каждого свои навыки, если соберем их вместе, конечно, не сможем сообща проиграть. Но какие преимущества мы получим, только избивая других? Часто говорят, что доброжелательность приносит богатство, мы питаемся от охраны перевозок, мы заинтересованы, чтобы люди хотели передвигаться. Нам выгоднее себя немножко принизить, пусть другие похваляются геройской доблестью, нам от этого не будет никакого ущерба».

Внезапно раздался испуганный крик: «Ай-йо! Охранник Чжэн тоже умер!». Линь Чжэнь-нань с сыном одновременно испугались. Линь Пин-чжи прыжком вскочил со стула, дрожащим голосом произнес: «Они пришли чтобы отом… но произносить окончание слова «отомстить» не стал. «Бао» - «отплатить» выговорил, а иероглиф «Чоу» - «ненависть» - придержал в последний момент. Но в это время Линь Чжэнь-нань уже шел к выходу из зала, и на слова сына внимания не обратил. Увидал подручного Чэнь Ци, который примчался в паническом ужасе, и начал кричать: «На.. начальник, плохи дела, охранник Чжэн… охранника Чжэна эти злые сычуаньские дьяволы достали, жизнь отобрали!». Линь Чжэнь-нань лицом закаменел, закричал: «Какие сычуаньские демоны, что за глупости».

Чэнь Ци сказал: «Да, да! Тот злой черт сычуаньский… Это пугало сычуаньское, он и при жизни был могучим и властным, а уж умер, так стал еще страшнее!». Он наткнулся на строгий гневный взгляд главы охранного бюро, и, увидев его мрачное лицо, не осмелился более говорить, только кинул на Линь Пин-чжи умоляющий взгляд, полный боли и ужаса. Линь Чжэнь-нань спросил: «Ты говоришь, охранник Чжэн умер? Где тело? От чего умер?». В этот момент в зал вбежало еще несколько охранников и прислужников. Один из охранников хмуро сообщил: «Брат Чжэн умер на конюшне, точно так же, как и Бай Эр, на теле ни малейшей царапины, из семи отверстий тела кровотечения не было, на лице также нет ни синяков, не припухлостей. Не иначе… не иначе, только что следуя за молодым господином на охоту, действительно порче по… подвергся, энергией какого-то злого духа был поражен». Линь Чжэнь-нань, хмыкнув, сказал: «Я всю жизнь провел, странствуя на реках и озерах, но никаких чертей пока не встречал. Пошли поглядим». Сказав, вышел из зала, направился на конюшню, и сразу заметил лежащего на земле охранника Чжэна. Тот обоими руками сжимал седло, было очевидно, что он вправду снимал седло, и внезапно умер, абсолютно не было похоже, чтобы он с кем-либо дрался.

В это время уже стемнело, и Линь Чжэнь-нань велел людям принести фонари для освещения, своими руками снял с охранника Чжэна белье, и тщательно осмотрел тело снизу доверху, даже ощупал каждую кость скелета, и действительно – ни малейшего повреждения, даже никакая косточка пальцев не сломлена. Линь Чжэнь-нань никогда не верил в призраков. Вот внезапно умер Бай Эр, казалось бы, упомянули и забыли, однако, тут же точно такой же смертью умирает и охранник Чжэн. И что в этом еще более странно, даже если это болезнь вроде чумы, отчего на всем теле нет ни черных пятен, ни красной сыпи? У него появилось чувство, что более чем наполовину верно то, что этот случай связан с его сыном, и его сегодняшней поездкой на охоту. Он повернулся к Линь Пин-чжи и спросил: «Сегодня, кроме охранника Чжэна и Бай Эра, кто еще был с тобой на охоте?». Говоря, пальцем на Чэнь Ци указал. Линь Пин-чжи кивнул. Линь Чжэнь-нань велел : «Оба следуйте за мной». Приказал одному из слуг: «Попроси охранника Ши явиться в восточный флигель для разговора». Трое вошли в восточный флигель, Линь Чжэнь-нань обернулся к сыну и произнес: «Что происходит, в конце концов? ». Линь Пин-чжи немедленно рассказал о том, как поехал на охоту, как на обратном пути зашли в маленький кабачок выпить вина, как два сычуаньца оскорбляли девушку, продававшую вино, что привело к словесной перепалке, как разгорелась драка, как парень захватил его шею, принуждая кланяться, как он запаниковал, и в помрачении сознания вытянул из голенища кинжал, и убил того молодца. Также подробно он рассказал, как они похоронили тело в огороде, как дали серебра и велели старику, владельцу кабачка, крепко держать язык за зубами. Линь Чжэнь-нань, чем дальше слушал, тем больше понимал, что что-то не так. Ну, подрались, убили, в конце концов, чужеземца, так это не ахти какое дело, небо не обвалится. Он молча выслушал сына, и погрузился в глубокие размышления. Наконец, спросил: «Эти двое парней не говорили о какой-либо фракции, или о союзе?». Линь Пин-чжи ответил: «Нет». Линь Чжэнь-нань спросил: «Во время их разговоров, не услыхали ли вы ничего особенного?».

«Да ничего такого особенного не заметили, тот парень по фамилии Ю….», - не успел он закончить, как Линь Чжэнь-нань перехватил его слова: «Ты убил парня по фамилии Ю?». Линь Пин-чжи сказал: «Да! Я слышал, как тот другой называл его Ю сюнди[19] - брат Ю, только не понял каким иероглифом эта фамилия записывается. Акцент чужой, да и слышал нечетко». Линь Чжэнь-нань покачал головой, сказал сам себе: «Нет, не может быть, не возможно, нет таких удивительных способов. Наставник Ю говорил, что пришлет людей своего клана, но как они могли так быстро добраться до Фучжоу, ведь крыльев у них не было!». Линь Пин-чжи бросило в холод, он спросил: «Отец, ты думаешь, что эти двое были из фракции Цинчэн?».

Линь Чжэнь-нань не ответил, стал руками демонстрировать движения, спросил: «Ты его атаковал связками из «ладоней, переворачивающих небо», вот таким образом, а он какими приемами отвечал?». Линь Пин-чжи сказал: «Он не мог отбиться, позволил мне пробить очень тяжелый удар по уху». Линь Чжэнь-нань улыбнулся, стал повторять: «Очень хорошо, очень хорошо, очень хорошо!». Во флигеле изначально царил испуг, но, когда Линь Чжэнь-нань улыбнулся, Линь Пин-чжи тоже не смог сдержать улыбки, и сразу почувствовал большое облегчение.

 Линь Чжэнь-нань снова спросил: «Ты использовал вот этот способ, чтобы ударить его, как он в этот раз отвечал?» Он и говорил, и одновременно, жестами движения показывал.

 «В это время сын от гнева потерял голову, точно не помню, кажется, вот таким образом он ударил в грудь кулаком», - признался Линь Пин-чжи.

Линь Чжэнь-нань потеплел лицом: «Хорошо! Вообще, этот прием нужно проводить вот таким образом! Он даже этот прием не мог провести нормально, не могу поверить, что это родственник знаменитого на всю Поднебесную наставника Ю, руководителя храма Сунфэн из фракции Цинчэн!». Он снова несколько раз повторил «Очень хорошо!» но это не относилось к похвале кулачного мастерства его сына, а из-за великого облегчения. В Сычуани, кто его знает, сколько всяких с фамилией Ю, по крайней мере, этот парень с фамилией Ю, убитый его сыном, явно не был мастером высокого уровня, и не имел ничего общего с фракцией Цинчэн. Он вытянул пальцы правой руки, и постучал ими по поверхности стола. Снова спросил: «А как он твою голову захватил?». Линь Пин-чжи движениями рук показал, как тот его захватил и обездвижил.

Чэнь Ци осмелел немного, и перебил: «Бай Эр этого парня сзади подколол стальной рогатиной, так тот одним ударом ногой рогатину выбил, потом ногой ему так наподдал, что тот кубарем полетел». Тут у Линь Чжэнь-наня сердце екнуло, и он спросил: « Он ногой Бай Эра опрокинул, и ногой же рогатину у него из рук выбил? Так… так как же он ногой-то бил?». Чэнь Ци сказал: «Вот так как-то». Он поставил с двух сторон стулья, взялся за спинки, лягнул назад правой ногой, подпрыгнул, и левой ногой еще раз назад лягнул. Эти два удара он выполнил так неуклюже, что был похож на лошадь, которая, стоя в упряжи, лягает ногой назад. Линь Пин-чжи, глядя на его неуклюжие лягания, не мог удержаться от смеха, расхохотался: «Папа, ты посмотри…», - однако, увидев на лице отца выражение ужаса, ни слова не смог более добавить. Линь Чжэнь-нань сказал: «Эти два удара ногой немного напоминают технику школы Цинчэн «Не оставляющие тени обманные ноги». Сынок, в конце концов, как он делал эти два удара ногами?». Линь Пин-чжи произнес: «В это время он мою голову в захвате держал, не видел я его ударов».

Линь Чжэнь-нань решил: «Ладно, спросим охранника Ши, как только он придет!». Вышел из зала, громко крикнул: «Эй, люди, где охранник Ши? Давно уже просил его, а все не вижу!». Двое прислужников, услыхав крики, быстро примчались, поведали, что повсюду искали охранника Ши, но не нашли. Линь Чжэнь-нань прохаживался по оранжерее взад и вперед, размышляя: «Эти два удара ногами и вправду похожи на «не оставляющие тени обманные ноги», значит этот парень, даже если и не является родственником наставника Ю, то все же имеет какое-то отношение к фракции Цинчэн. Кто же он, в конце концов? Видно, придется мне самому на него посмотреть, никак иначе». Распорядился: «Охранник Цуй и охранник Цзи пусть придут!».

Охранник Цуй и охранник Цзи были опытными и разумными ветеранами, работали надежно, у Линь Чжэнь-наня были в доверии. Они оба видели, что охранник Чжэн умер, заметили, что от охранника Ши и тени не видать, и уже давно ждали за дверьми, ожидая распоряжений. Услыхав, что Линь Чжэнь-нань их зовет, сразу вошли в зал. Линь Чжэнь-нань скомандовал: «Беремся за дело. Цуй, Цзи, вы двое, сын и Чэнь Ци – за мной!». Пятеро немедленно вскочили на коней, выехали из города и отправились на север.

Линь Пин-чжи скакал впереди, показывая дорогу. Через недолгое время еще пять лошадей оказались перед маленьким кабачком. Оказалось, что двери уже были закрыты. Линь Пин-чжи принялся стучать в дверь, крича: «Старина Са, старина Са, открывай двери!». Стучал достаточно, а в лавке – ни пол-звука. Охранник Цуй посмотрел на Линь Чжэнь-наня, выставил руки в форму толкания дверей. Линь Чжэнь-нань кивнул головой, и охранник Цуй ударил двумя ладонями. Раздался треск, дверной замок сломался, обе створки дверей открылись внутрь, потом вернулись обратно, снова раскрылись, и стали раскачиваться вперед и назад, производя неприятный скрип.

Охранник Цуй, взломав дверь, отвел Линь Пин-чжи чуть в сторону, заметил, что движения в комнате нет, но мерцает огонек. Он вошел, увидел на столе масляную лампу, зажег еще два светильника. Они прошли повсюду внутри и снаружи – людей не было, хотя постельные принадлежности, фонари, и разные мелкие вещи оставались нетронутыми.

Линь Чжэнь-нань, кивнув головою, предположил: «Старик испугался последствий. Здесь был убит человек, опять-таки, труп похоронен в огороде, испугался оказаться соучастником, вот и ушел». Прошел на огород, указал на прислоненную к стене мотыгу, сказал: «Чэнь Ци, выкапывай труп, осмотрим его». Чэнь Ци, давно утвердившийся, что все это вредоносные происки злого духа, копнул два раза, руки его ослабли, и он рухнул наземь, как парализованный. сказал:

«Разве эта задница годится для чего-нибудь? Маловато ел риса нашего охранного ремесла!» - ругнулся охранник Цзи. Он одной рукой взял мотыгу, вдобавок к тому, что еще и фонарь в другой руке держал, начал мотыгой отгребать рыхлую землю, и довольно быстро обнаружилась одежда мертвеца. Копнул еще немного, показалось тело, он с силой ухватился и вытащил труп. Чэнь Ци отвернул голову, не осмеливаясь посмотреть, но едва он услыхал, как четверо одновременно вскрикнули в испуге, то испугался еще больше, случайным движением сбил фонарь, восковая свеча угасла, и на огороде разлилась кромешная чернота.

Линь Пин-чжи прерывающимся голосом сказал: «Мы же точно похоронили здесь сычуаньца, а это, это…». Линь Чжэнь-нань сказал: «Быстрее зажгите фонарь!». Он внешне оставался спокойным, но в интонации его голоса появились страх и растерянность. Охранник Цуй высек огонь, зажег фонарь. Линь Чжэнь-нань, согнувшись в пояснице, стал осматривать тело. После длительного осмотра сообщил: «На теле никаких повреждений, точно такой же метод убийства». Чэнь Ци собрал все свое мужество, посмотрел на труп. Бросил один взгляд, и громко завизжал: «Охранник Ши! Охранник Ши!». И точно, вытащенный из-под земли труп принадлежал охраннику Ши, а куда делся труп того сычуаньского молодца, было неизвестно.

Линь Чжэнь-нань сказал: «Чудные дела творятся у этого старика по фамилии Са». Подхватив фонарь, ринулся в дом, тщательно осмотрел все - от печки и винных кувшинов, осмотрел железные котелки, вплоть до стола и стульев, тщательно проверил все еще раз, но не обнаружил ничего необычного. Охранники Цуй, Цзи, и Линь Пин-чжи, каждый по отдельности, тоже тщательно все осматривали. Внезапно раздался крик Линь Пин-чжи: «Ой! Отец! Иди посмотри!».

Линь Чжэнь-нань пошел на голос, увидел сына, стоящего в девичьей комнатке, и держащего в руках шапочку зеленого цвета. Линь Пин-чжи спросил: «Отец, как такая вещь может оказаться у девушки из бедной семьи?». Линь Чжэнь-нань взял ее в руки, и сразу уловил тонкий аромат. Ткань шапочки была блестящей и гладкой, тяжелой, из лучшего атласа. Еще пригляделся потщательней, и обнаружил, что шапочка по краю кругом в три ряда прошита зелеными шелковыми нитями, а в одном углу с большим искусством вышита малюсенькая красная коралловая веточка. Линь Чжэнь-нань спросил: «Где ты нашел эту шапочку?». Линь Пин-чжи ответил: «В углу под кроватью упала. Скорее всего, они торопились уехать, когда вещи собирали, в спешке не заметили». Линь Чжэнь-нань подвинул фонарь, согнулся, и еще раз посветил под кроватью, но больше ничего не нашел. Тяжело вздохнув, спросил: «Вы говорили, что та девушка, продававшая вино, обликом была уродлива, одежда ее была неброская, из дешевой ткани, но в тоже время абсолютно чистая и аккуратная?». Линь Пин-чжи сказал: «Я тогда внимания не обратил, но точно не грязная. Была бы неопрятная, то когда она разливала вино, я бы это сразу почувствовал».

 «Старина Цуй, а каково твое мнение?» - обратился к старому охраннику Линь Чжэнь-нань. Охранник Цуй отвечал: «Я осматривал умерших охранников Ши и Чжэна, а также Бай Эра. Однозначно могу сказать, что эти двое, старик и молодушка, здесь замешаны. Возможно, это был их коварный план. Охранник Цзи предположил: «Эти двое сычуаньцев, вероятнее всего, были с ними заодно. Иначе зачем им было сюда перетаскивать труп?».

«Да тот Ю эту девушку при всех и руками лапал, и словами оскорблял, иначе бы я и не стал его ругать. Не могли они быть вместе!» - возразил Линь Пин-чжи

Охранник Цуй произнес: «Молодой господин может не знать, что среди рек и озер есть люди с коварными сердцами, они часто устраивают ловушки, чтобы обвести людей. Двое начнут притворно драться, чтобы втянуть третьего, который решит их разнять. А потом эти двое уж по-настоящему вместе набрасываются на разнимающего. Такое часто встречается». Охранник Цзи спросил: «Начальник, а ты как считаешь?».

«Эти двое - старик и девушка, продававшие здесь вино, действительно, внезапно приехали в наши края. Однако, я не знаю, были ли они заодно с теми двумя парнями из Сычуани» - отвечал Линь Чжэнь-нань. Линь Пин-чжи произнес: «Отец, ты говорил, что настоятель Ю, настоятель храма Сунфэн, послал четырех человек. Они… Они… Разве их вместе не четверо?».

При этих словах Линь Чжэнь-нань как проснулся. Его потрясло. Он в глубокой задумчивости вымолвил: «Охранное бюро Могущество Фуцзяни всегда было крайне вежливо с фракцией Цинчэн. До сих пор нигде не позволяли себе принести им вред. Отчего же люди, посланные наставником Ю, стремились нас оскорбить?».

Четверо долго смотрели друг на друга, не произнося ни слова. Наконец, Линь Чжэнь-нань предложил: «Давайте сперва перенесем тело охранника Ши в дом, а потом поговорим. Когда после этого вернемся обратно в бюро, остерегайтесь, чтобы известия не дошли до официальных властей, а то неприятностей будет еще больше. Эх, семейство Линь всегда отличалось вежливостью, никогда не позволяло себе оскорблять друзей, но это не значит, что мы трусы, неспособные дать сдачи». Охранник Цзи воскликнул: «Начальник, «солдат тренируют тысячу дней, чтобы использовать за одно утро». Ребята, мы соберем все силы, постоим за великое имя «Могущества Фуцзяни»!». Линь Чжэнь-нань кивнул «Да! Большое спасибо!», и пятеро человек поскакали назад в город.

Возвращаясь к охранному бюро, они издалека увидели огни факелов и множество людей, собравшихся перед воротами. У Линь Чжэнь-наня дрогнуло сердце, он подогнал коня. Несколько человек сказали: «Начальник вернулся!». Линь Чжэнь-нань спешился. Едва увидев свою жену, госпожу Ван[20], с мертвенно бледным лицом, сказал: «Посмотрите! Эх, с чего бы это так много людей собралось перед воротами!».

Тут он увидел, что на землю повалены оба парчовых флага, те самые, что стояли перед главными воротами охранного бюро. К тому же, наполовину срезанные флагштоки были опрокинуты на землю. Места среза на флагштоках были очень ровными, что показывало, что они были срезаны «острым мечом, драгоценной саблей».

Госпожа Ван при себе не имела боевого клинка, у мужа с пояса извлекла длинный меч. Раздалось двукратное «вжик», «вжик» - она по краю флагов срубила выступающие части древка, скрутила оба флага вместе, и вошла в главные ворота. Линь Чжэнь-нань распорядился: «Охранник Цуй, эти торчащие опрокинутые флагштоки просто сруби до конца! Эх, забрать «Могущество Фуцзяни» будет не так легко!».

«Слушаюсь!» - ответил охранник Цуй. Охранник Цзи начал ругаться: «Твою мать, эти собаки, разбойники, ну это вообще невиданно, прознали, что начальник в отъезде, тайком прокрались к главным воротам, учинили это поношение».

Линь Чжэнь-нань поманил сына рукой, и они въехали в бюро. Позади слышались громкие проклятия охранника Цзи: «Вонючие ублюдки, собаки, грабители!». Отец с сыном вошли в восточный флигель, и увидели госпожу Ван, которая расстелила на столах два парчовых стяга. На одном знамени, там, где был вышит могучий лев, были выколоты две дырки на месте глаз льва, и он теперь смотрел пустыми глазницами. На втором флаге, там, где были вышиты четыре иероглифа «Фу Вэй Бяо Цзю» - «Охранное бюро Могущество Фуцзяни», тоже была дыра, как раз на месте иероглифа «могущество», и теперь этот иероглиф пропал. Линь Чжэнь-нань, хоть и имел хорошую выдержку, и то не стерпел. С размаха рукой тяжело хлопнул по столу, раздался громкий хруст, и у столика «восьми бессмертных»[21], сделанного из красного дерева, одна ножка сломалась. Линь Пин-чжи дрожащим голосом произнес: «Отец, это все… все я виноват! Из-за меня посыпались все эти беды!».

Линь Чжэнь-нань громким голосом сказал: «У нас, в семействе Линь, убил человека, так убил, ну и что тут такого? Если бы такой человек на твоего отца нарвался, он бы все равно был убит». Госпожа Ван спросила: «Кого убили?». Линь Чжэнь-нань сказал: «Пин Эр[22], поведай матери». Линь Пин-чжи подробно рассказал о событиях прошедшего дня, начиная от того, как он убил того сычуаньского молодца, и вплоть до того, как они нашли тело охранника Ши в маленьком кабачке. Госпожа Ван уже знала, что Бай Эр и охранник Чжэн внезапно умерли, узнав, что и охранник Ши расстался с жизнью при странных обстоятельствах, не испугалась, но разозлилась, «хлопнув по столу, выпрямилась», сказала так: «Дагэ»[23], как охранное буро «Могущество Фуцзяни» может позволять этим людям так позорить наши надвратные знамена? Мы должны собрать мастеров, и послать их в Сычуань, к фракции Цинчэн, поступить с ними таким же образом! Даже моего отца, старшего брата, и сюнди[24] тоже надо просить отправиться». У госпожи Ван с детства был характер гневный, как «гром и шаровая молния», в девичестве она по поводу и без повода могла, выхватив саблю, ранить человека. Она владела лоянским стилем «Золотой сабли», как говорится: «искусство блестящее, мощь велика». Все видели, что у ее отца, Ван Юань-ба, прозванного «непобедимой золотой саблей», на лице есть от нее три отметины. Теперь у нее самой уже вырос такой большой сын, но и в эти годы ее вспыльчивость нисколько не уменьшилась.

Линь Чжэнь-нань сказал: «Кто нам противостоит, мы до сих пор точно не знаем. Не обязательно это фракция Цинчэн. Как я погляжу, он