Младший научный сотрудник Ирина Дубровская вернулась домой со свидания и, не раздеваясь, как была в шубе и сапогах, Прошла в комнату, остановилась возле окна и стала плакать.

На лестнице за дверью шел нескончаемый ремонт. Домоуправление решило навести порядок: побелить и покрасить. Лестничные марши были густо засыпаны белилами, заляпаны зеленой краской, и казалось - так будет вечно и уже никогда не будет по-другому.

В доме напротив светились редкие окна - всего четыре окна на весь дом. Люди спали в это время суток, а Ирина стояла плакала в обнимку со своим несчастьем. И некому было подойти, оттолкнуть это несчастье, а самому стать на его место. Не было такого человека. Не было и, как казалось, никогда не будет, и не надо. И вообще ничего не надо, потому что ее жизнь - это сплошной нескончаемый ремонт, где одно ломается, другое строится, а потом после всего выясняется: то, что сломано, не надо было ломать. А то, что выстроено, не надо было строить.

Ирина увидела себя как бы со стороны - одинокую и плачущую, и ей стало жаль себя вдвойне: изнутри и со стороны. Она зарыдала в меховой рукав, чтобы не разбудить соседей за стеной, и в это время раздался телефонный звонок.

ll giovane collaboratore scientifico Irina Dubrovskaja tornò a casa dall’appuntamento e senza spogliarsi dato che indossava pelliccia e stivali, andò in camera e iniziò a piangere.

 Oltre la porta di casa proseguiva/continuavano i lavori senza fine di restauro/rinnovo dell’edificio. Il condominio aveva deciso di mettere/ fare un po’ d’ordine: tinteggiare tutto di bianco. Le rampe delle scale erano completamente coperte di bianco, sporche di tinta verde e sembrava che tutto ciò sarebbe durato a lungo e non sarebbe mai più stato diverso. Nella casa di fronte risplendevano poche finestre, in tutto quattro per (tutta) la casa. Le persone dormivano in questo momento della giornata, mentre Irina piangeva abbracciando le sue infelicità/aggrappandosi alle sue infelicità. E non c’era nessuno che si potesse avvicinare, allontanare questa infelicità, occupare quel posto, non esisteva qualcuno in grado di farlo. Non c’era e a quanto pareva non ci sarebbe mai stata, e non (mi) importava. E in generale / (in fondo) niente (mi) importava, perché la sua vita era un continuo restauro nel quale qualcosa si rompeva, l’altra veniva costruita, e dopo tutto diveniva chiaro: quello che si era rotto non si doveva rompere! E quello che era stato costruito non doveva essere costruito. Irina si vedeva come se fosse un’altra –sola e piangente- e le dispiaceva doppiamente: internamente e al di fuori.  Singhiozzava sulla manica della pelliccia per non svegliare i vicini dietro la parete, in quel momento suonò il telefono.