Легенда о хороших парнях.
Однажды я стоял среди деревьев на берегу озера и внезапно услышал, как по листьям вокруг меня, точно капли дождя, застучали десятки дробинок – так легко и мягко, что мне удалось поймать одну из них на язык. Потом вдруг звук выстрела по воде – бум! – Джон и мама кричат, машут руками. Раскинув руки, я ждал второго выстрела. Воздух, казалось, стал тонким, как бумага, расстояние как будто исчезло, все вокруг – листья, линия берега, красная рубашка Джона, горизонт – все как будто стало плоским, казалось, эту картинку можно ухватить двумя пальцами, как листок бумаги. Жалобный, словно бы всхлипывающий посвист крыльев дикой утки то нарастал, то отдалялся. Я остался цел, но, увидев, как мать бежит ко мне, сделал назад несколько неверных шагов, и, описав полукруг, шлепнулся в грязь прямо у нее на глазах. В тот раз я впервые узнал, что значит стоять на линии огня.
Джон Лейн не собирался в меня стрелять. Он встречался с моей матерью и старался заслужить мое расположение. Место, на которое она меня поставил, было далеко в стороне, за купой камышей, но я потихоньку уполз оттуда на четвереньках, пробираясь по грязи и стерне, и встал во весь рост, только когда услышал внезапный глухой удар утиных крыльев по воде. Джон увидел меня, когда его палец уже отпускал курок.
Там, где я лежал, мне казалось, что крики и плеск доносятся отовсюду. А потом грязь заполнила уши. Я бездумно глядел в серое небо над головой. Я этого никогда не забуду – подумалось мне. Сегодня суббота, восьмое ноября. Мне тринадцать лет. Даже щиколотки начали погружаться в мягкую жижу.
Я не смог скрыть улыбку, когда мать резко выдернула меня из грязи за руку – это-то меня и выдало. С мокрым чавканьем в ботинках, я встал на ноги.
"Ах ты мелкий негодяй", сказала мать. И засмеялась. Джон тоже засмеялся, от радости, что не убил меня. Он был полицейским, так что вышло бы не очень красиво.
Мать схватила пригоршню грязи и запустила в Джона. Пятно растеклось по его красной фланелевой рубашке, как кровь. Она бросилась прямо в грязное месиво позади меня и зарыдала. Для Джона это стало началом конца. Он еще не знал этого, стоя там и напряженно улыбаясь, не зная, плачет мать или смеется, но его время уже было сочтено. Я взглянул на него искоса, украдкой – и почти увидел, как он растворяется в воздухе.